Книга Блабериды - Артем Краснов

— Но это не всё. Главные мощности располагаются не здесь.

— В Силиконовой долине?

— Нет. Везде. Вы не задумывались, какой вычислительной мощностью обладают сами люди?

— Какие люди?

— Да любые. Те, что сейчас читают новости или пролистывают соцсети. Они добровольно пропускают через себя массу информации и добровольно её обрабатывают. Мы просто ставим им задачи и анализируем результаты.

— То есть они неосознанно считают за вас логарифмы?

— Нет, с логарифмами хорошо справляется обычный компьютер, с классификациями — нейронная сеть. Люди дают нам нечто чисто человеческое: осмысленность, оценочность, осознанность.

— Это гибрид вычислительной машины и биологического компьютера?

— Можно назвать и так.

— И есть практический смысл?

— Конечно. Эти летом люди активно обсуждали вред от голубей, не так ли?

— Было дело, — я вспомнил бездарно потраченный вечер, когда гулял по городу с каким-то упоротым орнитологом.

— Мы инициировали эту дискуссию с помощью статьи одного биолога, который изучал голубей много лет.

— И зачем нужна эта дискуссия? Не любите голубей?

— Дело даже не в них.

Летом перед Братерским стояла задача подобрать человека на ответственную, по его словам, работу. Был составлен список из семи кандидатов, которым затем предложили посмотреть известный британский фильм о жизни голубей в больших городах. Затем все семеро прошли собеседование и выразили своё отношение к голубям, к возможному вреду от них и необходимости бороться с голубями в крупных городах.

После этого была спровоцирована дискуссия о голубях, которая к концу лета постепенно сошла на нет. Никаких практических результатов она не повлекла, но создала срез мнений.

Братерский пояснил:

— Это называется профайлинг. Фактически, мы поговорили с целым обществом, составили его психологический срез. Затем сравнили с ответами наших семи кандидатов. В результате из семи осталось двое.

— А их предполагаемая работа связана с голубями?

— Нет. Это, в данном случае, неважно. Мы могли обсудить вред теплоэлектростанций или домашнее насилие. Нам требовалось понять, какой из кандидатов резонирует с обществом.

— Вы всё лето компостировали людям мозги фейковой дискуссией о голубях, — усмехнулся я.

— Они были только рады. Желание высказаться у многих похоже на зависимость. Считайте, что мы используем пар от гейзеров для выработки электроэнергии, который в ином случае был бы потерян. Кстати, хэштэг «бывшие» тоже был запущен нами.

Я вздрогнул.

— «Бывшие»? Для чего?

— Я не могу ответить в двух словах, но, думаю, вы ощутили его действие на себе, — Братерский помолчал, выбирая слова. — Скажем так, он привел некоторых людей в нужный тонус. Вас в том числе.

Я вспомнил Савву. Наша встреча состоялась примерно в те дни, когда набирал популярность хэштег #бывшие. Отреагировал бы я столь остро, если бы не это? Впрочем, Савва уже давно занимал мои мысли, и хэштег мог быть чем-то вроде детонатора.

— Понятно, — ответил я. — Голубиный спор прошёл мимо меня, но вы всё равно нашли способ залезть под кожу.

— У всех свои слабости. Кстати, если помните, слово «блабериды» тоже есть неосознанное порождение коллективного разума.

— В общем, вы хороший манипулятор.

— Да. И, кстати, я немного подготовился к нашей встречи. Пойдёмте.

От жара серверов горело лицо.

* * *

Мы вернулись в тесный кабинет с Хичкоком на двери, Братерский предложил мне шаткое кресло у стола и выложил нечто вроде книги в обложке-скоросшивателе толщиной с хороший том.

— Пролистайте.

Пока я устраивался в неудобном кресле и подтаскивал к себе книгу, Братерский вышел.

Я откинул строптивую обложку и с трудом перевернул первую пустую страницу, которую цепляли зубья скоросшивателя.

На второй странице оказалась моя крупная цветная фотография, под которой в два столбца шли анкетные данные, включая дату рождения, рост, вес, имена близких родственников, номер школы, название вуза, специальности…

Я ухмыльнулся. Следующий раздел был посвящен родителям, и даже при беглом взгляде я заметил факты из биографии отца, о которых мало знали посторонние.

Здесь упоминался инцидент во время военных сборов, когда сокурсник нечаянно ударил его штыковой лопатой в голень. Эту историю почему-то любила мать. «Представьте, как больно удариться голенью даже о диван, не то что получить лопатой», — говорила она. Плохо обработанная рана загноилась, и госпитальному врачу пришлось чистить её. Отец вытерпел страшную боль и затем был «демобилизован».

Целые разделы были посвящены моим друзьям, одноклассникам, коллегам, Оле, её родителям и всем людям, с которыми я так или иначе соприкасался.

В разделе с фотографиями я обнаружил незнакомые мне кадры, на которые попал случайно на заднем плане или в толпе других людей.

Ещё один раздел отражал карту моих перемещений по миру. Недавние поездки были отмечены гораздо подробнее, чем старые. Видимо, до изобретения интернета и соцсетей мы оставляли меньше следов.

Был и совсем странный раздел, состоящий из схем-паутин, которые, судя по всему, устанавливали мои связи с другими людьми и событиями. Все они обозначались кодами, состоящими из двух латинских букв и трёх цифры, вроде JS112.

Ближе к концу книги были графики с выделенными узловыми точками. Рядом с некоторыми точками соседствовали фотографии моих знакомых. Часть графиков напоминало фрактальные узоры. Я попытался разобрать их смысл, но не мог понять, что обозначают оси координат.

Братерский вернулся, сел за стол и заметил мой интерес к графикам.

— Это события вашей жизни, обработанные с помощью преобразования Фурье, — пояснил он.

— Мне это ни о чём не говорит.

— Если из нашей реальности вычесть пространство и время, вы увидите множество связей, которых не за замечаете сейчас. Они показаны на графиках, но их сложно прочитать, потому что вы привыкли мысли в рамках пространства и времени.

— А насколько справедливо вычитать пространство и время, если мы неотделимы от них?

Братерскому понравился вопрос. Он откинулся в кресле.

— Возможно, от них неотделим ваш биологический организм, — проговорил он задумчиво. — Но представьте, что понятие «вы» или «я» не сводится только к биологии.

— Можно пример?

— Вы ведь страдали паническими атаками?

— Вы и этом знаете…

— Вспомните о них.

— Зачем? — удивился я и начал думать.