Книга Блабериды - Артем Краснов

— Изнутри, ага. Ваш мозгоправ тоже говорил про внутреннего врага. Видео даже показал. И ещё он сказал, что это вы попросили не трогать его.

— Да, попросил, — во взгляде Братерского было упрямство. — Потому что это ценная часть вашей натуры.

— А если я скажу, что устал? Вы можете отстать? Что будет, если я сотру ваш номер?

— Вероятно, ничего плохого для вас. Но то, что живет внутри вас, рано или поздно проснётся снова. Вы ведь сами знаете это. Вы уже прошли точку невозврата.

Я пожал плечами. В голове у меня гудело, как на станции метро. Галдели люди, завывали электромоторы, волоклись старые двери, вспыхивали и угасали лица и мысли. Я хотел сказать Братерскому что-нибудь обидное, но вместо этого спросил:

— Почему вас отпустили?

Официантка принесла часть заказа и долго, неуклюже, выставляла перед Братерским две тарелки. Неожиданно он взял её за руку и сказал:

— Марина, попросите Илью упаковать нам всё с собой.

Она кивнула с готовностью, будто предвидела, и поволокла тарелки обратно.

— Мне очень многое нужно вам рассказать, и поэтому сложно начать, — сказал Братерский. — Думаю, вам стоит кое-что увидеть, иначе разговор так и останется бессодержательным. Вы не против, надеюсь, поужинать в другом месте?

— Фу ты блин, — выдохнул я. — Ну если, считаете, что это поможет…

Я выскочил на улицу вперед Братерского, который свернул на кухню и долго там что-то решал.

Дождь колол лицо. В воздухе пахло седьмым классом. Я задрал голову и посмотрел в туннель падающих капель. Стало казаться, что туннель затягивает меня, и я могу парить над землей. Но я не мог.

Я позвонил Оле, и сказал, что задержусь. Она недовольно ответила:

— Тебя Васька ждёт поиграть.

— Я понимаю. Я завтра, хорошо?

Братерский вышел с целым пакетом провианта, будто собрался в поход.

— Мы в Гималаи что ли? — удивился я.

* * *

Ехать оказалось недолго: в двух кварталах располагалось высокое офисное здание, которое мы обогнули и остановились позади.

Я вышел и огляделся. Справа был мусорный контейнер, напоминавший огромное корыто. Из контейнера торчали лакированные доски — остатки старого гарнитура. Вдоль тротуара стояла машина на спущенных колесах. Её кузов покрывали пиявки тополиных липучек. В свете фонаря капли дождя казались застывшими на месте, слабо мерцая. Лаял пёс. Он выдерживал длинные паузы, будто ждал ответов.

Я двинулся было к металлической лестнице на второй этаж, но Братерский пошёл дальше, к углу здания, где обнаружился незаметный спуск на цокольный этаж и узкая дверь.

Коридор за ней раздвоился: налево была дверь с табличкой «Вход воспрещен», прямо — капитальная дверь, которую Братерский открыл пластиковой карточкой. Мы попали в помещение, напоминавшее приемную. Здесь был стол и пуфики, а за стеклянной перегородкой — офис побольше.

В офисе стояло шесть или семь столов, на столах были ноутбуки и какие-то приборы, напоминавшие отцовский осциллограф. В помещении был лишь один человек, парень моего возраста, в очках с толстыми линзами, которые преувеличивали черноту его глаз, отчего лицо его казалось немного карикатурным.

Изредка его пальцы с невероятной скоростью били по клавишам. Грохот от этого стоял такой, будто мой Васька рассыпает на пол мешок пластмассовых игрушек.

При виде Братерского парень оживился, но продолжал смотреть в монитор.

— Дима, как дела? — спросил Братерский на ходу.

— Да нормально, — ответил тот сдержано.

Прическа его ершилась. Держался он независимо и чуть дерзко. Братерский это ценил.

Дима добавил:

— С утра было 55 процентов. Сейчас уже… — он пощёлкал клавишами. — Сейчас 58.

— Хорошо.

— Всё равно не успеем.

— Успеем.

Братерский прошёл в боковую комнату, на двери которой была наклейка с профилем толстого человека в шляпе. Мелкая подпись под ней гласила: Hitchcock.

За дверью был тесный кабинет. Мебель в нём была скучена, словно когда-то кабинет был большим, но постепенно уменьшался. Я решил, что это склад для ненужных вещей.

Братерский прошёл за стол, что-то проверил в ноутбуке и предложил мне снять и оставить здесь верхнюю одежду.

— И толстовку тоже, — сказал он. — Там, куда мы пойдём, не холодно.

Я стал шарить по карманам толстовки в поисках телефона, но когда нашёл, Братерский предложил оставить и его.

— Лишние помехи, — пояснил он.

Мы прошли через офис. Дима быстро печатал вытянутыми руками, словно не печатал, а вёл космический шаттл.

Мы прошли через двойную дверь с магнитным замком, за которой было неожиданно большое, похожее на ангар, тёмное и жаркое помещение. Вторая дверь изнутри была обита толстым слоем податливого, как мох, материала.

Первое, что я увидел — огромную доску со множеством стикеров. Глаза выхватили лишь один: «Никифоров 29.09 ФЛАНЕЛЬ!».

Помещение было высотой этажа в два. Потолок закрывал лабиринт вентиляционных кожухов. Кругом всё гудело. Звук наложился на гудение в моей голове.

Вдоль стен виднелись узкие проходы. Остальное помещение занимали стеллажи, напоминавшие библиотеку или склад. На стеллажах стояли серверы. Провода висели свободно, как водоросли. Изредка мерцали светодиоды. Проходя мимо серверов, я слышал першение и поскрипывание. Что-то внутри них просилось на свободу, царапало коготками, трещало и шелестело. Стеллажи мерцали вразнобой, как испорченная гирлянда.

Это был огромный серверный парк.

— Не слабо, — сказал я. — Майните криптовалюту?

— Нет. Хотя оборудование позволяет.

Братерского всё это очень занимало: он ходил от одного сервера к другому, прикасался к ним, вытаскивал какие-то панели и теребил провода.

— Это хозяйство сильно греется, — сказал он. — Все кондиционеры на задней части здания — наши. Некоторые считают, что здесь морозильник для продуктов.

— А на самом деле?

— Как думаете?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Серверный парк… может быть, для рендеринга? Или у вас свой поисковик? Почтовый сервер?

— Нет, мы собираем и анализируем информацию. Это сейчас популярная тема — анализ big data.

Мерцание серверов придавало лицу Братерского нервный вид.

— Какую информацию? — спросил я.

— Практически любую. Мы отслеживаем все открытые источники: СМИ, социальные сети, телевидение. Добавляем к этому данные наших информаторов.

Я ещё раз прислушался к шуршанию.

— Не слабо, — повторил я.