Книга Записки князя Дмитрия Александровича Оболенского. 1855 – 1879 - Дмитрий Оболенский

Примером вопиющего злоупотребления власти в этом отношении служит дело флигель-адъютанта князя Витгенштейна, недавно окончательно решенное государем. Этот Витгенштейн имеет огромные поместья в Северо-Западном крае. Сперва отец его, а потом он сам, живя постоянно за границей, наделал пропасть долгов, так что одного казенного долга Опекунскому совету насчитывалось до 180 тыс. рублей на душу, тогда как Опекунский совет, по правилам, не имеет права давать более 60-ти тыс. рублей на душу, но все эти надбавочные ссуды выдавались Витгенштейну по особым высочайшим повелениям, и 7 раз недоимки причислялись к капитальному долгу. Подобной льготой никто никогда не пользовался. Когда приступили в Северо-Западном крае к составлению установленных грамот, а потом к исправлению их поверочными комиссиями, то имения Витгенштейна подверглись всем тем же операциям, как и все другие имения, принадлежащие всем русским в том крае, с той только разницей, что покупные сделки в имениях князя Витгенштейна по большей части сделаны были по добровольному согласию, а потому более выгодно, чем для большинства других помещиков. Не менее того, когда приступили к выкупу, то оказалось, что за обращение всей выкупной ссуды в удовлетворение Опекунского совета еще не хватает около 3-х миллионов руб. для окончательного погашения казенного долга, это доказывает, как велика была сумма, обременявшая имение. Ежели бы долг этот был нормальный, т. е. не превышающий 60 тыс. рублей на душу, то тогда бы, за обращением части откупной ссуды на удовлетворение долга Опекунскому совету, у Витгенштейна оставалось бы свободного капитала до 800 тыс. рублей Следовательно, решительно никто не виноват в том, что, когда пришла минута ликвидировать долги Витгенштейна, оказалось, что он разорен. Не менее того, во время пребывания в прошлом году государя в Эмсе через, кажется, Шувалова и Адлерберга, Витгенштейн обратился к государю с просьбой сложить с него казенный долг, оставшийся за обращением в уплату выкупных ссуд, т. е. до 3-х милл рублей. В доказательство, что, будто бы, он разорен вследствие притеснительных действий бывших поверочных комиссий, он представил ходатайство генерала Потапова, который, по приказанию своих патронов, доказывал действительно, будто бы Витгенштейн разорен крестьянской реформой. Государь, не говоря худого слова, приказал сложить с Витгенштейна долг Опекунского совета, и высочайшее повеление было сообщено министерству финансов из Эмса. Получив такое повеление, Рейтерн остановился приведением его в исполнение и, дождавшись возвращения государя, при личном докладе объяснил ему, что слагать долг Опекунского совета нельзя, ибо это деньги не казенные, а деньги вкладчиков, которые прежде раздавались Опекунским советом в ссуду под залог недвижимых имуществ, а потому просто сложить долг нельзя, а нужно, чтобы кто-нибудь заплатил, и ежели государю не угодно, чтобы имение, обеспечивающее этот долг, было пущено в продажу, то должна заплатить казна, т. е. Государственное казначейство, но что в распоряжении министра финансов нет свободных сумм. Независимо от сего Рейтерн доложил государю, что Витгенштейн не только не имеет никакого права на подобное вознаграждение, но что все другие помещики Северо-Западного края понесли значительно более значительные убытки, а потому пример Витгенштейна может вызвать справедливые просьбы всех других помещиков. Государь, уважив соображения министра, согласился приказать рассмотреть это дело в Главном комитете. Такое решение сильно не понравилось ни Витгенштейну, ни его покровителям. Они поняли, что в Главном комитете все единогласно будут против них. Сам Витгенштейн, будучи нашим военным агентом в Париже, выехал из осажденного города и поспешил приехать в Петербург. Здесь скоро удалось ему, опять-таки через Шувалова и Адлерберга, вымолить высочайшее повеление, по которому его дело взято было из Главного комитета и для обсуждения его составлена особая комиссия, под председательством графа Адлерберга, из графа Шувалова, Тимашева, Рейтерна и Потапова. Таким образом, образовались комиссия специально из 4-х друзей, в которую министр финансов был приглашен по необходимости, скорее как ответчик, чем как член. О назначении такой странной комиссии для частного дела в обществе говорили, удивлялись, но скоро перестали говорить и удивляться. Журналы не смели сказать слова; министр финансов, со своей стороны, приготовил подробное и обстоятельное мнение, доказывающее отсутствие всяких прав не только на вознаграждение, но и на милость, ибо жертвовать 3 милл казенных денег правительство решительно не в состоянии. Дело это тянули до самого отъезда государя за границу, надеясь, вероятно, опять в Эмсе вырвать, под влиянием разных немецких родственников Витгенштейна, высочайшее повеление. Но так как незадолго до отъезда государя решено было, что Адлерберг, по болезни, не будет сопутствовать государю, то и решили дело, без всяких дальнейших обиняков, покончить здесь. Почти накануне отъезда государя министр финансов Рейтерн получил от Адлерберга записочку, в которой он пишет ему, что так как он не успел составить журнала их заседаний по делу Витгенштейна, то он намерен доложить это дело на словах, а потому просит Рейтерна прочесть его мнение. Рейтерн послал, и на другой день получил уведомление, что государь император, согласно большинству комиссии, приказал заплатить из Государственного казначейства долг Витгенштейна Опекунскому совету в 3 милл рублей на счет остатков от выкупной операции. Итак, одним почерком пера, без всякого основания и уважения, государство платит частный долг в 3 миллиона рублей, и из каких денег?.. Из денег, которые предназначались министром финансов на помощь Смоленской и некоторым другим губерниям, которые, вследствие разных случайностей и разных обстоятельств, обременены недоимками и где крестьяне сильно разорены. Кто же такой, наконец, сам этот князь Витгенштейн, для спасения которого от разорения Россия приносит такую жертву?.. Молодой юноша, красивый собою, служивший прежде в конной гвардии, а теперь военным агентом в Париже, решительно никогда ничего не делавший, вечно гуляющий по всяким увеселительным местам и видам Европы с толпою разных француженок, на которых тратил огромные деньги. Кто же эти покровители подобного господина, которые подводят государя на подобные вопиющие несправедливости и траты?.. Это те самые господа, которые выдают себя за охранителей самодержавной власти и блюстителей доброго имени и чести правительства. Это те же господа, которые ругают французскую Коммуну за ее самовластие и расхищение казны. Ничто так не позорит власть, как подобные пристрастные действия в пользу лиц, не заслуживающих подобных милостей.

Также немало говорят о разных концессиях на устройство железных дорог, которые даются по особым приказаниям государя, помимо лиц, представивших наиболее выгодные условия.

Так, какому-то господину Ефимовичу, которому, говорят, покровительствует княжна Долгорукая[217] и в котором принимает денежное участие принц Гессенский, отдают, говорят, севастопольскую дорогу за цену в несколько миллионов выше, против других предложений. Говорят, граф Бобринский, министр путей сообщений, по этому случаю подает в отставку. Хотя это не потеря, но тем не менее скандал этот усиливается. Все подобные действия не остаются в тайне, а напротив, быстро распространяются, даже в преувеличенном виде. Досадно на все это смотреть; до сих пор, по крайней мере, высшее правительство не было заподозрено в корыстолюбии, а теперь начинает распространяться внутри России мнение, что через посредство известных лиц с деньгами все можно сделать. Воображаю, какое впечатление произведет на русских помещиков Северо-Западного края, действительно много потерявших при крестьянской реформе, известие о таком щедром вознаграждении Витгенштейна только потому, что он наделал долгов более, чем на 3 миллиона рублей серебром.