Книга Княгиня Ольга. Зимний престол - Елизавета Дворецкая

– Твоя страна, что ли?

– Да ну вас! – Ингвар отмахнулся от побратима и шурина. – На обратном пути погостим.

– Все равно же два дня здесь простоим, – напомнил Мистина.

Так было решено заранее: люди нуждались в отдыхе и пополнении припасов, что в бескрайних плавнях устья Дуная сделать было нетрудно.

– Вот два дня на дорогу и уйдет, гостить некогда.

Устроив своих людей на ночь и проверив дозоры, бояре обычно собирались к княжьему шатру – кому было не очень далеко туда добираться, ибо ночной стан двадцатитысячного войска растягивался на немалое расстояние. Сегодня, что легко было предсказать, речь зашла о ночном нападении «бесов с хвостами на макушке», о смерти и погребении Черниги. Бывшие в том походе наперебой делились воспоминаниями. Мистина молчал и усмехался, слушая, как по-разному запомнили люди одно и то же событие, виденное своими глазами.

– Эймунд к нам тогда приходил посидеть, помнишь? – Ингвар посмотрел сперва на Мистину, потом на Олейва. – Его корову водяную вспоминали…

Сам Мистина тоже вспоминал кое-что. То, чего не знал ни один живой человек, кроме него самого. И невольно касался костяного ящера на своей груди. В этот раз он, не ожидая настоящей угрозы для жизни, не стал оставлять его дома. Глядя в черноту ночного моря, он снова чувствовал свежий ветер и холодные брызги на обнаженной коже, жар факела в руке, слышал шум волн и треск подожженного хвороста у себя за спиной – на корме погребальной лодьи воеводы Черниги. Свешенные головы и руки мервецов у скамей… Звезды в вышине и огни подводных палат Морского Царя, о коих им пел перед этим Боян… И голоса норн, не велевших ему следовать за Чернигой в Нави. «Твоя жизнь не при тебе… Ты оставил ее дома… Убирайся вон!» Он отчетливо помнил ту ночь, но теперь, два года спустя, она казалась сном.

Утром Ингвар послал за Мистиной очень рано, едва рассвело и войско начало пробуждаться. Отроки в княжьем стане чистили рыбу утреннего улова, чайки хватали требуху прямо из-под рук. Сам князь сидел у костра, где еще не закипела вода в котлах на похлебку, – в сорочке, нечесаный и невыспавшийся.

– Не спится? – приветствовал его Мистина, слегка поклонившись для порядка и усаживаясь рядом.

– Да лучше б я вовсе не спал! – Ингвар угрюмо глянул на него.

– Что так?

– Я, слышь… старика нашего во сне видал.

– Какого?

– Да Чернигу, жма!

Мистина посмотрел на него внимательно. Не диво, если за разговорами следует сон про то же самое, но Ингвар говорил так, будто видел нечто совсем иное.

– И что?

– Будто пришел, сел возле меня, – знаком отогнав отроков подальше, зашептал Ингвар. – Хочу парней позвать, а не могу, лежу как каменный. А старик весь в белом, только на голове шлем весь из золота. В дружине, говорит, Царя Морского теперь служу, его полки по дну морскому вожу. И сам старик, слышь, не старый совсем – десятке на четвертом, я его таким молодым и не видел. Веселый, смеется все. Морским волнам, говорит, повелеваю именем его, захочу – злой бурей на ворога напущу, захочу – чистым шелком под ноги уложу. Пожалуй, говорит, на пир к господину моему, честью не обидим, чарой не обнесем. Что это было, а? – Ингвар повернулся к Мистине и схватил его за локоть, но тут же выпустил, видя, как переменилось это хорошо знакомое лицо. – Ты Чернигу дальше всех провожал… – Князь кивнул на море, зеленовато-голубое, мягкое и теплое даже на вид в это солнечное утро. – Чего он хотел от меня? Зачем за собой звал? Что – на сей раз мне из греков не вернуться?

– Успокойся. – Мистина прикоснулся к его плечу. – Я так думаю… это добрый знак.

– Добрый, жма! – Ингвар вскинул брови. – Меня на дно морское в гости зовут, а тебе добрый!

– Чернига нам по старой дружбе услугу оказал. Видно, замолвил словечко перед господином, – Мистина тоже показал глазами на море. – Тот и отпустил его повидаться. Помнишь, тем летом Боян нас уговаривал поехать Белому острову поклониться? Ты не велел. А он ведь говорил: кто Белому острову поклонится, тому будет счастье на море и легкая дорога. Мы не поклонились… и не было нам счастья на море.

«Мне не было», – мысленно поправил побратима Ингвар.

– В этот раз Царь Морской нам боярина прислал. В гости зовет. Что, опять невеждами себя покажем и сами себя загубим? Ты – князь русский, воля твоя.

Ингвар помолчал, потом подавил вздох. Знаком подозвал отрока:

– Скажи Гримкелю: пусть пошлет к болгарам. Я Бояна самого сюда зову. Пусть скажут, русский князь желает песнь про Морского Царя послушать…

* * *

В Нижнем Подунавье ходило немало преданий о Белом острове. В незапамятные времена, как рассказывали, был он весьма велик: и дубравы на нем шумели, и ручьи бежали, зверь лесной водился, и луга чистые расстилались, где паслись стада и табуны Морского Царя: днем – белые, привезенные ему в дар, а ночью – черные, выходящие из волн. В самой середине острова стоял белокаменный храм, а в нем золотое изваяние: с одной стороны посмотреть – прекрасный юноша с волосами до пояса и с луком в руке, а с другой – двухголовый змей. У ног изваяния – круглый щит весь из золота, а в храме и стенная роспись, и резные столпы, и шелковые занавеси. По-гречески имя хозяина острова было Понтарх – владыка Понта. Рассказывали, что в старину раз в год устраивались в честь Морского Царя состязания отроков от двенадцати до семнадцати лет и победитель удостаивался особой награды от владыки острова. Юные девушки тоже раз в год собирались к другому месту острова – к пещере, куда вела увитая виноградом, вырубленная в скалах тропа. Снаружи там журчал источник с целебной водой, а внутри таилось озеро, никогда не видавшее солнечного света. Озеро то было входом в царство мертвых, и охраняли его девять чистых дев…

После этих рассказов нынешний вид Белого острова внушал одно разочарование. С тех пор как апостол Андрей разбил его своим посохом и погрузил на дно моря, остался скалистый клочок суши размером в пять-шесть перестрелов в длину и ширину, голый, если не считать ковыля и чахлого кустарника. Ни ручьев, ни еще каких источников не уцелело, только чернели среди зарослей две-три полузасыпанные ямы древних колодцев, так что воду приходилось везти с собой.

В самой середине виднелись остатки постройки из сложенных без раствора белых глыб. Когда-то она была весьма внушительной – стены, все одинаковой длины, тянулись шагов на пятьдесят-шестьдесят. Сохранилось и остатки трех-четырех внутренних стен, деливших постройку на неравные части. Кое-где на камне читалась полустертая ветрами резьба – везде в узоре повторялись щит, лук, стрелы. Много поломанных резных досок и столпов из белого камня валялось на земле, вблизи от развалин и поодаль.

А на самом высоком месте острова возвышался большой, сверх человеческого роста, каменный крест. Тоже очень старый, облизанный ветрами и брызгами, издалека он напоминал мужа в белой одежде, исполинского роста, что застыл над морем с раскинутыми руками. Будто волнам повелевает… Завидев его еще с воды, Ингвар невольно вздрогнул: Морской Царь!