Книга От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы - Абрам Рейтблат

Через десять лет (в 1895 г.) А.И. Эртель пришел к аналогичным выводам: «У нас вообще читает с искренним стремлением обрести “правду” только молодежь; люди “взрослые” либо совсем не читают, кроме газет и отчасти журналов, либо пробавляются так называемым легким чтением. Исключением бывает только что-нибудь “самое новое”, наделавшее шуму, попавшее в опалу»728.

Зато активно читали периодику. В 1860—1870-х гг. к регулярному чтению газет приобщаются (по крайней мере, в Москве и Петербурге) купечество и мелкое чиновничество, в 1880-х газета становится достоянием городских низов (приказчики, слуги, часть рабочих). С 1880-х газета начинает проникать и в деревню, хотя массовое чтение и слушание чтения газет в крестьянской среде получили распространение лишь с конца XIX – начала XX в. Современник отмечал в 1895 г., что «прежде обыватель не читал. Теперь много читает», «объявился новый читатель в таких сферах, где его ранее не было. Он увлекся чтением, и газета стала для него необходимостью»729.

Усилившийся спрос привел к своеобразному издательскому буму – быстрому росту числа и тиражей разнообразных журналов и газет730. М.О. Меньшиков в 1891 г. отмечал, что «в литературном отношении наше время – преимущественно газетное. Ежедневная газета появилась сравнительно недавно, но она уже господствует в печати и даже начинает обижать: на нее плачутся авторы солидных книг и издатели толстых журналов. Газета отбирает у них читателей»731.

В 1890-х гг. на ведущее место в чтении вышли иллюстрированные еженедельники, суммарный тираж которых увеличился с 100 тыс. экз. в конце 1880-х гг. до 500 тыс. экз. в 1900 г.

Все это повлекло за собой увеличение спроса на литературный труд. К нему стали приобщаться новые авторы. Н.В. Шелгунов писал в конце 1870-х гг., что «теперь каждый, кто имеет хоть зернышко способности говорить печатным словом, стремится в печать», «запрос на писателей превышает предложение, и потому в печать идет все то, что хотя мало-мальски грамотно и может писать гладко и бойко»732.

По нашим примерным подсчетам, в 1855 г. в литературной печати выступало 300 авторов, а в 1880 г. – уже 700733. В этот период, с конца 1850-х – начала 1860-х гг., интенсивно идет процесс профессионализации литературы. В первой половине XIX в. для дворян, располагавших широким спектром возможностей социального продвижения, роль профессионального литератора не была привлекательна. В 1860-х гг., в ситуации социальных реформ и бурного общественного движения, престиж литературной профессии резко вырос. По свидетельству Шелгунова, «никогда, ни раньше, ни после, писатель не занимал у нас в России такого почетного места»734.

В таких слоях, как разночинная интеллигенция, мелкое и среднее чиновничество и дворянство, с конца 1850-х – начала 1860-х гг. литературный труд стал рассматриваться как почетный и престижный. Отметим, что многие провинциальные педагоги в 1860-х бросили свою достаточно хорошо оплачиваемую работу, переехали в Петербург и стали литераторами (А.С. Суворин, А.В. Круглов, А.А. Шкляревский, О.В. Мильчевский и др.). С конца 1850-х гонорарные ставки стали быстро повышаться и к началу 1870-х гг. выросли в журналах примерно в полтора раза.

За короткий период появляются несколько сотен человек, живущих литературным трудом. По нашим подсчетам, в 1855 г. литературой зарабатывали себе на жизнь 8,9 % авторов, а в 1880 г. – 32,9 %735.

В 1880—1890-х гг., с ростом числа иллюстрированных еженедельников и газет, основной спрос на литературный труд был в этих изданиях. Значительной же части литераторов, усвоившей представление о писателе как пророке и учителе, руководителе публики, служащем высшим идеалам, было трудно перейти на роль поставщика забавных и сенсационных текстов, без особых амбиций удовлетворяющего запросы другой культуры (ее очень условно можно назвать культурой среднего сословия).

Здесь мы переходим, наконец, к самому важному, что породило характеризуемую нами формулу, – к идеологии писателей.

Традиционным для русского общества было отношение к литератору как к лицу, призванному наставлять и просвещать, окультуривать своих читателей. Содержание его «проповеди» (религиозная истина, государственная идеология, популяризация науки, призыв к гуманности и человечности, революционная пропаганда и т.д.) могло меняться, но само ожидание поучения (у публики) и ощущение себя пророком или хотя бы наставником, обладателем истины (у писателей) оставались всегда. Соответственно, и основным источником существования литераторов были материальная поддержка не читателей (в форме гонорара), а других социальных инстанций (вначале церкви, потом царей, позднее меценатов) либо иные источники дохода (имение, государственная служба и т.д.). Литература не рассматривалась как источник получения средств на жизнь, а в дворянской среде брать деньги за свои литературные труды считалось неприличным. Положение начинает меняться в Пушкинскую эпоху, однако и в середине 1860-х гг. раздавались протесты против «наживы» в журналистике, против «продажности» в прессе и т.д. (при этом воспроизводились те же упреки, что и в 1830-х гг., в ходе кампании, поднятой против представителей так называемой «торговой словесности»)736. Например, довольно известный в то время радикальный публицист Н.В. Соколов, констатируя, что «журналисты стали продажны, потому что обратили свое занятие в ремесло», выступал против коммерциализации литературного труда и утверждал, что «писатель вовсе не работник, в простом и действительном смысле этого слова, а только слуга общества, слуга, который не продает своего труда за деньги, а живет общественным подаянием»737.