Книга Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энний заканчивал «Анналы» в семидесятых годах II столетия, когда отношения Рима с Карфагеном в очередной раз испортились. Хотя он взялся описать всю историю Рима, в его произведении, как и у Катона, явно присутствовало более заинтересованное и предубежденное отношение к недавним событиям, прежде всего ко Второй Пунической войне.[365] Судя по сохранившимся фрагментам, он осуждает карфагенян, называя их «надменными нечестивцами» и обвиняя в том, что они приносят детей в жертву богам.[366] Подобно Невию, Энний изображает борьбу Карфагена и Рима в контексте божьего волеизъявления, предсказывая победу римлян по желанию Юпитера. И в Bellum Poenicum, и в «Анналах» Пунические войны представлены как предначертанная богами борьба за господство, в которой выжить уготовано только одному государству.
Нам трудно судить о том, какое влияние эти идеи оказали на решение римлян до основания разрушить Карфаген. Однако известно, что последняя акция Сципиона Эмилиана перед штурмом имела прямое отношение к миру богов. Прежде чем отправить войска в атаку, Сципион совершил торжественный ритуал evocatio[367], призывая богов Карфагена покинуть город и обрести пристанище в Риме. Эта церемония была полезна по целому ряду причин. Во-первых, римляне оберегали себя от обвинений в святотатстве, поскольку они громили нечестивый город. Одновременно это был и заключительный акт в длительной борьбе за благоволение богов. Ритуал совершался, когда победа была уже близка, и Сципион не сомневался в том, что боги ему симпатизируют. Божественное благословение, пожалованное римлянам, подтверждалось присутствием легионов у стен города, предвкушавших победу. Карфагенские боги перешли на сторону римлян, и римляне могли быть уверены в том, что господство Рима в Центральном и Западном Средиземноморье теперь санкционировано высшими силами.
ПУНИЧЕСКАЯ ВЕРНОСТЬ
Глядя на то, как горит цитадель Бирса, Сципион приказал снести стены и срыть валы. Потом, следуя военному обычаю того времени, он отпустил солдат грабить город. Поживой награждались легионеры, проявившие исключительную отвагу на поле боя. Сципион лично распределял золото, серебро, религиозные и другие трофеи. Оружие, осадные машины, военные корабли были сожжены в качестве жертвоприношений Марсу и Минерве. Жителей города римляне отправили на рынки работорговли, за исключением некоторых особо знатных граждан вроде Гасдрубала. Сановников провели по улицам Рима во время триумфа Сципиона и затем позволили им поселиться в различных городах Италии.[368]
Удалось избежать гибели и рабства и тем немногим карфагенянам, оказавшимся за рубежом. В их числе был философ, тоже Гасдрубал, обосновавшийся в Афинах для более углубленной научной деятельности. Приехав в Грецию, он благоразумно стал называть себя Клитомахом, а в 129 году возглавил престижную Афинскую академию. Клитомах написал 400 трактатов, принесших ему известность и в Риме. Помимо философских трудов, он сочинил знаменитое послание согражданам, убеждая их в том, что во времена бедствий надо находить утешение в философии (странный совет людям, гибнущим от рук римских мародеров и увозимым в рабство).
После разграбления города римскими легионами сенат отправил в Карфаген комиссию в составе десяти человек: им поручалось принять меры для того, чтобы город всегда оставался необитаемым. Сципион обязывался снести до основания последние руины, и накладывалось страшное проклятие на любого человека, посмевшего сейчас или в будущем поселиться на Бирсе или в Мегаре. Города, все еще сохранявшие верность Карфагену, ожидало полное уничтожение, союзникам Рима выделялись карфагенские земли. Для тех же, кто пожелал занять нейтралитет, назначался правитель, которого ежегодно присылали из Рима.
Когда в Риме узнали о победе, улицы заполнились толпами ликующих людей. Согласно Аппиану, радость римлян можно было понять, поскольку «ни в какой другой войне противник не угрожал им у самых ворот города и не наводил такого ужаса своим упорством, искусностью, отвагой и вероломством». Хотя большинству описаний Пунических войн присуща гиперболизация, данная эмоциональная оценка, возможно, верно отражала настроения римлян. Окончание войн, угрожавших лишить их божественного благоволения и подвергших смертельной опасности у ворот города, действительно могло принести им величайшее облегчение. Необычайная религиозная и литературная активность римлян в годы войны уже свидетельствует о том огромном значении, которое имели победы и поражения на поле боя и для самооценки, и для видения своего места в мире.
Для одних историков Вторая Пуническая война подтвердила предопределенность римского господства, для других она обозначила начало разложения и упадка. Как считал Полибий, чьи взгляды разделяли многие римские сенаторы (и интеллектуальное сообщество эллинистического мира), всем великим державам уготован неминуемый крах.[369] Пока что более или менее разумно организованное государственное устройство Рима предотвращало сползание к гибели, но и ему не избежать участи Карфагена. Согласно политической философии Полибия, причины будущего фиаско надо искать не в появлении альтернатив, а в латентных внутренних конфликтах и иррациональности. К упадку, поражению и гибели Карфаген привели демагогия Баркидов и возросшее влияние популистских политиков. Даже Ганнибал, восхищавший Полибия в роли командующего, был подвержен иррациональности и импульсивности, которыми отмечены последние годы существования Карфагена. Разрушив Карфаген, римляне начали реализовывать теорию, предрекшую неизбежную погибель собственного города.
Прозорливость политической философии, предсказавшей падение Рима, подтвердилась уже в последние десятилетия II — начале I века, когда Римскую республику поразил политический кризис и вспыхнула кровавая гражданская война. Призрак Карфагена теперь уже не только зловеще напоминал об аналогичной участи Рима, но и служил источником распрей в сенате. В действительности междоусобицу в римском сенате Карфаген породил еще до разрушения города. Римский командующий Гостилий Манцин, раздосадованный недостаточным вниманием к его заслугам в сравнении с почестями, оказанными Сципиону Эмилиану, заказал картину, изображавшую Карфаген и штурм, которым он предводительствовал, водрузив ее на римском Форуме. Мало того, он, стоя рядом с произведением, зазывал зевак и с жаром рассказывал о своих героических деяниях, способствовавших взятию города.
