Книга Клеопатра, или Неподражаемая - Ирэн Фрэн

Сюда и следует вбивать клин. Этим займется астролог.

А сейчас, этой бесполезной ночью, нужно заставить спрута ревности сложить щупальца. Затаиться в молчании, стать маленьким. Незаметным, но готовым в любое мгновение нанести удар. Потому что пощады, как всегда, не будет. Другая женщина от него не уйдет.

* * *

А Антоний ничего не видит. Ни того, что готовится на Востоке, ни того, что происходит на Западе. И маг ничего ему не говорит — оставил римлянина в его ослеплении.

В первую зиму своего пребывания в Афинах Антоний так и не смог выступить в поход против парфян, Октавиан призвал его на помощь: последний оставшийся в живых сын Помпея, обосновавшись на Сицилии, не переставал донимать его своими вылазками[99], и он был вынужден попросить зятя срочно прибыть в Брундизий. Октавиан, терзаемый болезненным страхом перед переворотом, прежде чем явиться на свидание, которое сам назначил, хотел в точности узнать, сколько воинов будут сопровождать его соперника. Поэтому сам он пока окопался где-то в стороне, а в порту собрал чудовищное количество военного снаряжения — все, что ему удалось найти.

Антоний, не застав Октавиана на месте, был взбешен, но, хотя и с трудом, сдержал свои эмоции. Однако следующей ночью, когда он спал в палатке, на часового, который ее охранял, напал волк. В лагере никто не услышал шума; хищник сожрал несчастного солдата чуть ли не целиком — нетронутым осталось только его лицо.

Мы не знаем, приехал ли в Брундизий и астролог, но, во всяком случае, очевидно, что Антоний не забыл его предостережения: на следующее утро, обнаружив следы ночной драмы, он решил убраться отсюда подобру-поздорову, не дожидаясь Октавиана. Он вернулся в Афины, где опять занялся своим планом наступления на парфян.

И с этого момента удача вновь начала ему улыбаться, еще прежде, чем он успел отдать хоть одно распоряжение своим солдатам: 9 Июля, ровно через пятнадцать лет (день в день) после ужасного поражения, которое нанесли Риму парфяне, Вентидию Бассу удалось убить их царя. Тысячи вражеских солдат были уничтожены, остальные обратились в бегство и откатились за Евфрат.

Антоний сказал себе, что это новый благоприятный знак. И нет никакого сомнения в том, что астролог с ним согласился.

Через месяц Антоний приехал к своему блестящему офицеру в Месопотамию, захватил всю добычу, какую мог, а потом вернулся в Афины и отправил Вентидия в Рим, чтобы тот получил почести, подобающие триумфатору.

Удивительный жест: Антоний сам мог бы собрать все лавры, как, несомненно, поступил бы на его месте Цезарь. Однако из-за своего возрастающего страха перед Октавианом он от этого воздержался. Не понимая, что все больше отдаляется от центра власти.

И что это фатально и незаметно сближает его с Клеопатрой. Даже Октавиан что-то такое учуял и начал вмешиваться в восточные дела.

В результате отношения между Афинами и Римом неуклонно ухудшались; и не нужно было быть магом, чтобы понять: Октавия скоро совершит ошибку. Ошибку, обусловленную лучшими ее качествами — миролюбием и добротой.

* * *

Подходящий для этого случай представился в конце второй зимы. Октавиан, которого атаковал в морском сражении последний непотопляемый отпрыск Помпея, потерял часть флота и без зазрения совести потребовал, чтобы Антоний одолжил ему свои суда.

Октавия, снова беременная, умоляла мужа согласиться. Антоний в конце концов дал себя уговорить: несносные парфяне вторглись в Армению; эта новая ситуация, а также изучение архивов Цезаря подвели его к странному выводу — чтобы окончательно разгромить врага, ему требуются еще двадцать тысяч солдат. Предложение шурина показалось ему желанной возможностью обменять часть своих кораблей, в которых он не особенно нуждался, на итальянские легионы.

Но Октавиан не стал дожидаться его решения. Он заставил свои верфи работать день и ночь и отремонтировал достаточно галер, чтобы отразить любую атаку сына Помпея; и когда Антоний, в сопровождении жены, прибыл в Брундизий, где должно было состояться это второе свидание, Октавиана не только не оказалось на месте, но даже вход в порт был перекрыт.

Антоний решил порвать все отношения с шурином, а пока, в ожидании дальнейших событий, его триста судов стали на якорь в Тарентском заливе. Но в дело вновь вмешалась его неутомимая жена, которая на сей раз принялась уговаривать Октавиана: «Я самая счастливая из женщин, не дай же мне стать самой несчастной! Теперь все взоры с надеждою обращены на меня — сестру одного императора и супругу другого. Но если зло восторжествует и дело дойдет до войны, кому из вас двоих суждено победить, а кому остаться побежденным, — еще неизвестно, я же буду несчастна в любом случае».

Октавиан несколько смягчился; и молодой женщине, путем многократных обращений к ним обоим, а также воздействия на Агриппу и Мецената, удалось-таки добиться компромисса, который стал то ли апогеем трагедии, то ли кульминацией фарса: соперники условились встретиться на борту простой барки, одни, без всякого эскорта; и там, в море, вдали от суеты, без свидетелей, они должны были попытаться понять друг друга.

Встреча прошла в полном соответствии со сценарием: обменявшись любезностями, они продлили срок действия предыдущего соглашений о разделе мира и договорились, что Антоний предоставит Октавиану сто судов, а взамен получит от своего соперника двадцать тысяч легионеров.

Антоний, человек прямодушный и бесхитростный, немедленно выполнил свое обещание и передал Октавиану все корабли; тогда как последний из двадцати тысяч солдат, обещанных зятю, прислал только тысячу, поклявшись всеми богами, что остальных отправит позже.

Антоний же, все еще находившийся под влиянием своего мага, так торопился выйти в море, что предпочел поверить клятве Октавиана. И сразу же взял курс на Афины, по-прежнему сопровождаемый женой. Однако в порту Корфу супруги расстались. Может быть, Октавия, изнуренная беременностью, тяготами морского плавания, попытками примирить мужа и брата, которые отняли у нее столько дней и ночей, внезапно заболела? Или между ней и Антонием произошла ссора, а прорицатель вовремя подлил масла в огонь? Или ее усталость, приступы тошноты вдруг сделали для Антония непереносимым ее присутствие? Или они поспешно решили, что она больше поможет мужу, если поедет к брату, попытается умерить его раздражение, чем если будет прозябать в тени Антония в Афинах?..

В текстах нет ни одной зацепки, которая позволила бы ответить на эти вопросы; возможно, как это часто бывает, все перечисленные причины сыграли свою роль. Или еще проще: Октавия почувствовала, что атмосфера вокруг нее накаляется, и предпочла уложить свой багаж. Как бы то ни было, но с конца весны она и Антоний уже не живут вместе. Октавия — в Риме, готовится к родам; а он, в Афинах, по-прежнему грезит о завоевании парфянского царства. В конце лета он уже в Сирии, в Антиохии. И вдруг — резко, без всяких объяснений, не слушая возражений офицеров, — отдает одному из своих эмиссаров приказ отправиться в Александрию и доставить к нему Клеопатру, немедленно.