Книга Потемкин - Наталья Болотина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1777 г. Авраам Романус рекомендовал князю вызвать в Петербург музыканта Блазиуса Антона Сартори, служившего при варшавском французском театре. С 1779 г. по 1782 г. он был преподавателем вокальной, инструментальной клавирной музыки и композитором в Академии художеств. Потемкин особо интересовался духовной музыкой, и среди его обширной библиотеки были «Октоих нотного пения» (1772) и «Праздники нотного пения» (1772).
Внимательный читатель помнит, что с детства Потемкин был дружен с книгой, любил с карандашом в руках перелистывать страницы в поисках новых неведомых открытий. На протяжении всей жизни светлейший не забывал этого увлекательного занятия, со временем оно стало для Потемкина необходимостью. Новые знания способствовали формированию его мировоззрения, нередко помогали в практической административной работе, как ни скучно это звучит. Действительно, Потемкин был именно чиновником, администратором высокого ранга, и не всякому суждено было достигнуть таких результатов, как он в своей деятельности. Свое образование Потемкин получал уже во время непосредственной государственной службы из чтения книг и в общении с интеллектуальной элитой. Путешественник Кокс заметил эту особенность многостороннего образования князя. По его мнению, светлейший «отличался быстрым пониманием и редкою памятью, имел общее, хотя поверхностное понятие о литературе. Его начитанность ограничивалась французской беллетристикой, русскими духовными писателями и переводами классиков, особенно Плутарха; но масса сведений, приобретенных им от лиц различных профессий, с которыми он сталкивался, была изумительна».
В «Уведомлении» известного сочинителя А.П. Сумарокова, приложенном к его «Оде Григорию Александровичи Потемкину…» (1774), он рассматривал вопрос о рифме вообще и о возможности трагедии на русском языке, написанной белым стихом. При этом поэт ссылался на свои беседы с Потемкиным: «Обещал я по требованию некоторого знатного господина и искусного в российском языке и во словестных науках человека сочинити трагедию без рифм». Интересуясь теорией стихосложения, фаворит приобрел для ее изучения «Правила пиитические» Апполоса (А.С. Байбаков. М., 1774). В 1775 г. Сумароков, испытывая материальные затруднения, обратился к Потемкину с предложением купить у него книги для библиотеки, в том числе оперы, комедии, трагедии. По каким-то причинам князь не приобрел эти книги, но у него были тома из «Полного собрания всех сочинений А.П. Сумарокова» (М., 1781–1782), изданного Н.И. Новиковым.
Ранее упоминалось о дружбе Потемкина с его товарищем по Московскому университету поэтом Ермилом Костровым. Приятельские отношения Потемкина со многими литераторами, зародившиеся в годы учебы в университете, сохранялись и в дальнейшем. Еще в юности Потемкин сблизился с поэтом Василием Петровым. Страстно любя греческую и латинскую словесность, Петров занимался со своим юным другом языками и чтением классических авторов:
Много стихотворных строк Василия Петрова было посвящено князю, а тот в свою очередь оказывал постоянное покровительство своему приятелю. «Карманный стихотворец», как часто называли Василия Петрова, искренне преклонялся перед могущественным приятелем. Узнав о пожаловании своему давнишнему приятелю генерал-адъютантского чина, означавшего взлет в придворной иерархии до заоблачных высот, Петров сразу отозвался на это событие высокопарной одой:
Искренность Василия Петрова по отношению к своим вельможным покровителям Екатерине II, ее фаворитам Григорию Орлову и Григорию Потемкину потомками воспринималась как лицемерие и «изысканная лесть». Но получение монаршей любви и милости, титулы и чины не нарушали прежней дружбы. Потемкин уже был Превосходительным, а поэт писал к нему:
Однажды Петров привел Потемкина в типографию Селивановского, чтобы показать это заведение князю и познакомить его с хозяином. «Я примусь за работу, — сказал поэт вельможе. — Увидите, что по ласке хозяина типографии и я кое-как понаторел в его деле». Подойдя к типографскому станку, Петров ловко набрал и оттиснул только что сочиненные строки:
Преподнеся лист Потемкину, поэт произнес: «Вот и образчик моего типографского мастерства и привет за ласковый Ваш сюда приход». Светлейший отвечал: «Стыдно же будет и мне, если останусь у друга в долгу. Изволь: и я попытаюсь. Но чтобы не ударить в грязь лицом, пусть наш хозяин мне укажет за что приняться и как что делать? Дело мастера боится. А без ученья и аза в глаза не увидишь». Это был праздник для хозяина типографии, он с рвением принялся рассказывать и указывать сиятельному ученику. Потемкин, хотя и не так быстро, справился с хитростью типографского набора. Закончив работу, он окликнул Петрова: «Я, брат, набрал буквы, как сумел. А ты оттисни сам, ты, как я видел, дока в этом деле». Поэт совершил нехитрую операцию и прочитал строки, появившиеся на листе бумаги:
Потемкин был знаком со многими современными ему сочинителями и оказывал материальную помощь в издании некоторых книг. Среди обращавшихся к нему литераторов имена М.М. Хераскова, И.Ф. Богдановича, В.И. Майкова, Г.Р.Державина, историка И.Н. Болтина, который, между прочим, служил в лейб-гвардии Конном полку вместе с Потемкиным. Писали к светлейшему и иностранцы, ищущие расположения влиятельного человека при дворе русской императрицы: о помощи просил специалист по сельскому хозяйству А. Эклебен, шевалье Борасси предлагал подписаться «на издания истории походов Тюррена из Парижа», о своей оде на путешествие императрицы в Херсон в 1787 г. писал Потемкину профессор физики Батал.
Даже известный русский умелец И.П. Кулибин был вынужден просить князя в 1786 г. о принятии его в штат служащих при Потемкине и присвоении ему чина академика механики: «Милостивейший государь! За несколько времени пред сим, изволили жаловать меня в Ваше отеческое покровительство, то нынече, если только удостоен буду иметь щастие быть в команде Вашея светлости, причисля меня в службу здесь в городе или где Вам благо рассуждено будет…» Любимец Екатерины научился у нее хорошо разбираться в людях и часто покровительствовал талантливым соотечественникам. По неизвестным причинам Потемкин не смог помочь Кулибину в искомом чине, но в 1791 г., уже накануне кончины, вызвал его к себе в Яссы. Именно уникальный механик по распоряжению светлейшего готовил праздничный фейерверк в Таврическом дворце в день празднования взятия Измаила.