Книга Кошки-мышки - Вера Каспари

– Смотрите, мистер Манн, по части алкоголя ваши претензии безосновательны. Ну как мы можем в статьях делать вид, что алкоголя вообще не существует, если в трех наших журналах рекламируется спиртное?

– Вероятно, вы пропустили совещание, на котором обсуждался этот вопрос.

– Зато не пропустил статью в «Правде и здоровье», в которой говорилось, что вино за обедом в умеренных количествах является богатейшим источником витаминов и прививкой от желания выпить чего покрепче. А в следующем выпуске «Правды», насколько мне известно…

– Я не подозревал, что вы так хорошо знакомы с содержанием прочих наших журналов.

– Резкое изменение редакционной политики трудно не заметить. Смотрите, мистер Манн…

– Смотрите, Анселл. Я поражаюсь как вы, профессиональный писатель, допускаете настолько пренебрежительное отношение к языку. Вы предлагаете мне посмотреть. На что? Вам не кажется, что здесь гораздо уместней был бы глагол «слушать»?

Я почувствовал, что сейчас сойду с ума. С Манном невозможно было вести дискуссию, он всегда уходил от предмета спора каким-нибудь темным переулком.

– Ладно, слушайте, если вам так больше нравится. Я просто упомяну, что в бокале жертвы был алкоголь. Без уточнений.

– Вы полагаете, это будет соответствовать нашей политике строгого изложения правды до мельчайших деталей?

– Хорошо, я вообще уберу упоминания алкоголя, все равно это к делу не относится. Устроит вас такой вариант?

Он затушил сигарету и принялся катать окурок по пепельнице до тех пор, пока из него не высыпались все остатки табака. Тогда он смял пустую бумажку в шарик и бросил в корзину, а пепельницу вытряхнул в жестянку с крышкой.

– Не выношу запаха старого табака, – пояснил Манн, вытирая руки бумажным платочком, который извлек из ящика.

Затем платочек также отправился в мусорную корзину.

– Мы с вами говорили о статье, – напомнил я. – Рубрика «Нераскрытая загадка», убийство Уоррена Вильсона. Не забыли?

– Для меня этот разговор закончен.

– А для меня нет.

Здесь мне следовало сдаться. Я знал, что Лола права: я сражаюсь не за принцип, а за собственный авторитет. Но я все равно не хотел отступать.

– Компромиссы бессмысленны, Анселл. Нужно ли напоминать вам, что вы теряете время? Статья отвергнута. Вопрос решен.

Повисла долгая пауза. Манн хотел насладиться зрелищем моего позорного отступления. Однако я никуда не торопился. Кто такой этот Эдвард Эверетт Манн, чтобы меня выпроваживать? На секунду решимость моя поколебалась, и я чуть не сдался, но все же решил стоять на своем.

– Смотрите, Манн, – начал я и, видя его кислую мину, даже не подумал менять глагол. – Я предложил исправить все, что вызывает у вас возражения. Даже без авторских комментариев – которые, как я считаю, добавляют статье глубины, – мы предложим читателям что-то новое. Я внесу изменения и пришлю вам текст еще до обеда. Если вы сразу дадите добро, я смогу отправить номер в печать сегодня.

– А если я не дам добро?

– Номер все равно пойдет в печать. Придется мне, как редактору, взять на себя ответственность.

Манн встал. Сидя он выглядел незначительно – маленькая голова, узкие плечи. Но стоило ему подняться на необыкновенно длинные ноги, и он стал похож на стареющего мальчика на ходулях.

– Ну что ж, тогда нам ничего не остается, кроме как обсудить этот вопрос с мистером Барклаем. – Он поднял к губам микрофон интеркома. – Это мистер Манн. Очень срочно.

Из динамика ответил пронзительный женский голос. Через несколько секунд он прозвучал опять.

– Мистер Барклай примет нас немедленно, – проговорил Манн, улыбаясь, потому что босс не заставил его ждать.

Когда мы вышли в общий зал, стрекот пишущих машинок не запнулся ни на долю секунды. Дисциплина в присутствии Манна всегда была железная.

Он шел впереди – пастух, ведущий ягненка на заклание, конвоир, сопровождающий приговоренного к месту казни. У двери в кабинет Барклая он наклонился ко мне и прошептал, обдав запахом мятного ополаскивателя для рта:

– Приходило ли вам в голову, Анселл, что ваше упрямство может довести до беды?

Разумеется, такая мысль приходила мне в голову, однако я думал, что это будет потеря хорошей работы, а не трагедия, которая случилась из-за моего стремления во что бы то ни стало напечатать свою «нераскрытую загадку» в февральском номере.

В тот момент я не видел в истории Вильсона ничего из ряда вон выходящего. Убийство как убийство. Интерес представляло прошлое жертвы – то немногое, что о нем было известно. Никаких других причин любой ценой пропихивать статью в февральский номер и получать личное одобрение Барклая у меня не было.

У меня в архиве есть копия рукописи, и поскольку вокруг нее закрутилась еще более странная история, я включу ее сюда – именно в том виде, в каком отправил пятого ноября контрольному редактору и Ноблу Барклаю.

Вот она:

Выпуск: февраль

Автор: Джон Майлз Анселл

Нераскрытая загадка месяца

СМЕРТЬ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ НЕ БЫЛ РОЖДЕН

Тело нашли не сразу. Мужчина лежал лицом вниз в узком проходе между стеной и кроватью. Правая рука вытянута – очевидно, он упал, пытаясь схватить телефонную трубку.

Его обнаружили в девять утра в понедельник четырнадцатого мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Тело пролежало с вечера пятницы, потому что в субботу горничные и посыльный увидели на двери знак «не беспокоить».

И в воскресенье, и в понедельник знак оставался на месте. Горничная поставила в известность кастеляншу, кастелянша позвонила дежурному администратору, дежурный администратор сообщил управляющему отелем, мистеру Фредерику Семплу. В сопровождении администратора, кастелянши и горничной мистер Семпл подошел к двери номера-люкс 3002-4. Прежде чем воспользоваться ключом, мистер Семпл звонил в электрический звонок, стучал и звал жильца по имени. Когда ответа не последовало, мистер Семпл со свитой вошли в номер.

Задернутые шторы не пропускали в комнату солнечный свет. Горели три лампочки под шелковыми абажурами. Гудел мотор телеграфного аппарата – машина работала вхолостую, остаток ленты упал в приемную ячейку. Подушки были свалены в угол широкого дивана, рядом стоял журнальный столик, на нем были сигареты, пепельница, французский бренди и недопитый коньячный бокал.

Из гостиной короткий коридор вел в ванную и спальню. На тумбочке у заправленной постели лежали очки в роговой оправе, томик рассказов Саки и золотые часы, остановившиеся в пять двадцать.

Стол в дальнем углу комнаты был перевернут, портативная пишущая машинка валялась на полу кверху ногами, как беспомощное животное, кругом рассыпались карандаши, ручки, бумага и листы копирки.