Книга Дитя Всех святых: Перстень с волком - Жан-Франсуа Намьяс

Оказавшись рядом с Шарлем, Луи де Вивре испытал ни с чем не сравнимое волнение. Надолго покидая сына, он не мог себе простить, что так плохо знает собственного ребенка, что так мало сумел дать ему. Политика, долг, различного рода обязательства требовали его неотлучного присутствия в Париже. Лишь на Пасху и на Рождество, когда между Орлеанским и Бургундским домами устанавливалось негласное перемирие, Луи мог ненадолго появиться при дворе Валентины. Шарля он находил смышленым, ласковым, добрым, но невероятно скрытным. Что таилось в его душе? Об этом отец ничего не знал.

К тому же Луи дрожал от мысли о том, что он должен будет рассказать сыну. Он вынужден будет подвергнуть ребенка самому страшному из испытаний: поведать ему правду о том, как умерла его мать. Сможет ли двенадцатилетний мальчик выдержать такой страшный удар? Но в любом случае выбора у него не было. Луи поклялся себе, что Шарль узнает все, и не мог больше откладывать исполнение этой клятвы. Ведь, как он признался Валентине, вскоре он должен будет исчезнуть.

Луи де Вивре нашел своего сына в комнате, примыкающей к часовне. Шарль что-то с интересом читал и поднял голову лишь тогда, когда отец оказался совсем близко.

— Вы?..

Голос был радостным. Приход отца, которого ему приходилось видеть так редко, был настоящим праздником. Луи ведь и появлялся только в дни больших праздников, с руками, полными подарков, всегда со смущенным видом: на Пасху он обещал, что приедет до Рождества, на Рождество — что приедет еще раньше Пасхи, но никогда не сдерживал своих обещаний.

Изидор Ланфан стоял в углу комнаты так тихо и скромно, что Луи его даже не заметил. Шарль, радостный, сияющий, несмотря на траурный день, воскликнул:

— Я ждал, что вы придете! Раньше это вы всегда приезжали ко мне, а нынче все наоборот!

Но сумрачный вид отца погасил его радость.

— Шарль, я собираюсь рассказать тебе о смерти матери.

Мальчик оцепенел.

— Я об этом уже знаю.

— Нет, я лгал тебе…

И в самом деле, отец и все окружение мальчика скрывали от него правду. В первые годы ему говорили, что мать его осталась в Англии, она тяжело больна, но, как только поправится, сразу же к нему приедет. Когда Шарлю исполнилось десять лет, стало невозможным и дальше заставлять его верить в эту выдумку. Он все больше задавал вопросов, отмахиваться от его подозрений было более невозможно.

И тогда Луи решился сказать ему, что матери больше нет, но всю правду все-таки скрыл. Он описал мальчику большое сражение, в котором она героически погибла. Шарлю оказалось этого достаточно: мать в военных доспехах, пронзенная стрелой в самое сердце… Душа ее улетела прямо в рай, где ангелы приняли ее…

Дрожащим голосом мальчик спросил:

— Разве она не погибла в сражении?

— Никакого сражения не было. Наш заговор потерпел неудачу из-за предательства, мне удалось бежать, но она оставалась ждать меня в своем замке Дембридж. Вместо меня туда приехал один из наших врагов.

Теперь Шарль де Вивре дрожал с головы до ног.

— Он нашел ее одну в зале. Он вынул меч. Он хотел совершить над ней чудовищную вещь, но она взяла со стола нож и сама заколола себя прямо в грудь. Она умерла чистой, ты слышишь? Чистой!

По лицу ребенка потекли слезы, нежные черты исказились от боли. Но Луи должен был продолжить свой страшный рассказ.

— На стене зала висели охотничьи трофеи. Гнусный негодяй отрубил голову у чучела лани, затем у твоей матери. Он поменял их местами: ее голову повесил на стену, а голову животного приставил к ее плечам. Голова твоей матери так и висела, как дичь, между головой оленя и головой медведя, вся окровавленная, с открытым ртом и распахнутыми глазами. Но это еще не все. Убийца велел всем жителям деревни, вплоть до последнего крестьянина, явиться в замок и пройти мимо ее головы. Это продолжалось много дней. И только потом он положил голову в сумку и отнес английскому королю. За это он получил титул графа Дембриджа.

Шарль страшно закричал. Он набросился на отца и принялся бить его кулаками в грудь.

— Вы обманули меня! Вы меня предали!

Луи крепко держал его своей единственной рукой.

— Так нужно было. Ты ведь был очень маленький. Но знай, что граф Дембридж заплатил за свое преступление. Я убил его собственными руками, здесь, в Париже. А ты, когда станешь рыцарем, сможешь продолжить битву!

Изидор Ланфан вышел из угла.

— Я опасаюсь большого несчастья, монсеньор.

Луи де Вивре вздрогнул. Во-первых, для него стало неожиданностью присутствие незнакомого человека, а во-вторых, его удивили эти слова.

— Что ты имеешь в виду?

— Боюсь, что у Шарля плохое зрение. Я уже заметил, что, когда я приближаюсь, он меня не сразу замечает. Недавно я спросил у него, что он думает о Париже, а он ответил: «Ничего». Думаю, что он его просто не увидел.

Луи тут же взял сына за руку и подвел к окну. Шел снег. Поле было белым и пустынным, только вдали брела какая-то нищенка с вязанкой хвороста на спине. Луи показал ее сыну.

— Ты видишь женщину?

— Нет, там только туман…

Потрясенный, Луи де Вивре отошел от окна. Кривой! Его сын кривой! Так называли не только тех, кто потерял один глаз, но и тех, у кого были проблемы со зрением, которые мешали видеть вдаль. Слова «близорукость» в ту пору еще не существовало. Для какого-нибудь чиновника или крестьянина это не так важно, но для будущего рыцаря такой недуг был не менее страшен, чем потеря руки.

Шарль закричал, как раненый зверь:

— Зачем ты сказал мне об этом? Зачем ты рассказал мне все, если я больше ничего не могу?

Луи промолчал. Ему просто нечего было ответить. Если бы он знал о недуге мальчика, он не стал бы говорить, но ведь он не знал. Двойной удар! Отныне Шарль ранен в самое сердце… А если Франсуа де Вивре сумеет осуществить свои искания, у него не будет наследника, чтобы передать ему свою власть.

Отец и сын долго молчали. Первым заговорил Изидор Ланфан:

— И все же можно кое-что сделать.

Шарль резко прервал его:

— Что я могу, без глаз?

— Быть здесь.

Изидор повернулся к Луи де Вивре.

— Всегда найдется место, где должен находиться человек, достойный называться человеком, даже если он не в состоянии действовать, даже если он должен умереть. Франция на пороге больших событий, и нам найдется в них место. С вашего позволения, монсеньор, я буду проводником вашему сыну, я стану его глазами.

Пораженный и восхищенный, Луи смотрел на этого неприметного человека, который несколькими словами выразил все, что нужно. С завидным хладнокровием и благоразумием он сумел быстро и точно оценить ситуацию.

— Я принимаю твое предложение и благодарю тебя. Шарль, отныне прошу тебя при любых обстоятельствах повиноваться своему товарищу.