Книга Колесо страха (сборник) - Абрахам Грэйс Меррит

Кентон поднял руку, коснувшись синяка на правом виске, вздрогнул – по крайней мере, этот удар не был сном – и подошел к драгоценному кораблю, уставившись на него с недоверием.

Фигурки на палубе передвинулись – и появились новые!

На черной палубе было уже не четыре человечка.

Теперь их оказалось два. Один стоял, указывая на платформу рядом с мачтой у правого борта, вторая его рука лежала на плече рыжебородого солдатика с агатовыми глазами, одетого в блестящую кольчугу.

И женщины, которая находилась у двери розовой каюты, когда Кентон освободил корабль из камня, там тоже уже не было. На пороге каюты он увидел пять стройных девушек с копьями в руках.

Женщина стояла у правого борта, перегнувшись через него!

И весла корабля больше не погружались в лазуритовые волны.

Они были подняты, готовые вновь опуститься вниз!

Глава 3

Корабль возвращается

Одну за другой Кентон попытался взять каждую фигурку. Их нельзя было сдвинуть – казалось, они являлись частью палубы, никакая сила на свете не могла переместить их.

Но что-то же изменило их положение. И куда делись отсутствующие? Откуда взялись новые?

Фигурки больше не казались размытыми, их можно было разглядеть в деталях. У той, которая указывала пальцем на платформу, были короткие кривые ноги, огромное тело, бритая голова, а в ушах блестели большие золотые диски. Кентон узнал его – тот, что бил в барабан из змеиной кожи.

На голове фигурки согнувшейся женщины он разглядел крошечный серебряный полумесяц, с его краев ниспадал водопад золотисто-рыжих волос. Это Шарейн!

А то место, куда она смотрела, – разве не там он лежал на том, другом корабле, в своем сне?

Другом корабле? Он вспомнил палубы, черную и белую, розовую каюту и изумрудную мачту. Это ведь тот же самый корабль! Был ли это сон?

Но что сдвинуло фигурки?

Удивление Кентона росло. А с ним росло и беспокойство, но еще сильнее было любопытство. Он не мог думать ни о чем, кроме этого корабля, – казалось, тот поглощал все его внимание, притягивал его, заставляя замереть в напряженном ожидании. Кентон снял со стены занавеску и набросил ее на сверкающую тайну, затем вышел из комнаты, на каждом шагу подавляя желание обернуться. Когда он подошел к двери, чьи-то незримые руки словно норовили вцепиться в его щиколотки, чтобы остановить беглеца. Стараясь не оглядываться, Кентон налег плечом на дверь. Закрыл ее. Запер.

В ванной он осмотрел синяк на виске. Больно, но ничего серьезного. После холодного компресса через полчаса от кровоподтека и следа не останется. Кентон сказал себе, что, наверное, упал на пол, потеряв сознание из-за странного запаха, хотя и знал, что это было не так.

Кентон обедал в одиночестве, раздумывая над тем, что произошло, и не обращая внимания на еду. Что за история связана с камнем из Вавилона? Кто поместил внутрь него корабль и зачем? В письме Форсита говорилось, что он нашел камень на холме под названием Амран, к югу от Ксера, разрушенного дворца Набопаласара[41]. Кентон знал о существовании доказательств того, что на Амране находилась Эсагила[42], зиккурат или храм, бывший в древнем Вавилоне Домом Богов. Форсит предположил, что к камню относились с особым почтением, потому как он был спасен из города, разрушенного Синаххерибом[43], и впоследствии возвращен в заново отстроенный храм.

Но почему он был столь ценен? Почему такое чудо, как этот корабль, спрятали в камне? Надпись могла бы дать ответ на этот вопрос, не будь она такой поврежденной. В письме Форсит упоминал, что имя Иштар, вавилонской Богини-Матери (а также богини возмездия и разрушения), повторялось в ней снова и снова, и также часты были упоминания Нергала, бога вавилонской преисподней, Повелителя Мертвых, и что символ Набу[44], бога мудрости, тоже встречался неоднократно. Только эти три имени и можно было разобрать – время безжалостно стерло все остальное.

Кентон мог читать клинопись так же легко, как родной английский. Он вспомнил, что в надписи упоминался гневный аспект Иштар, а не более милосердный, с символами же Набу обычно связывали предупреждение об опасности.

Форсит, видимо, этого не заметил или же не посчитал достойным упоминания. Также он, по всей видимости, не знал о таившемся в камне аромате.

Как бы то ни было, думать о надписи не было смысла. Ее больше нет, как и пыли, в которую она обратилась.

Кентон нетерпеливо откинулся на спинку стула. Он понимал, что провел последний час в сомнениях, разрываясь между желанием вернуться в комнату с кораблем и ужасом оттого, что все его приключение окажется иллюзией, сном, что маленькие фигурки на самом деле не двигались и остались там же, где и были, когда он посмотрел на корабль впервые, что это была лишь игрушка с игрушечным экипажем и ничего более. Но теперь он колебаться не станет.

– Не беспокойте меня сегодня вечером, Джевинс, – сказал он дворецкому. – У меня важные дела. Если будут звонить, скажите, что меня нет. Я запрусь в кабинете и не хочу, чтобы меня беспокоили, если только не вострубит архангел Гавриил.

Старый слуга, доставшийся Кентону в наследство от отца, улыбнулся.

– Как скажете, мистер Джон, – ответил он. – Я никому не позволю беспокоить вас.

Путь Кентона в кабинет, где остался корабль, лежал через другую комнату, в которой он хранил редчайшие экспонаты, привезенные им из самых отдаленных уголков мира. Проходя через нее, краем глаза он заметил голубоватый отсвет и остановился, будто чья-то рука придержала его. Это был отблеск рукояти меча, удивительного оружия, купленного им у одного кочевника в Аравийской пустыне.

Меч висел поверх древней накидки, в которую был завернут, когда хитрый араб принес его в палатку Кентона. Ее лазурь поблекла под напором бесчисленных веков, а ткань украшали серебристые змеи, переплетенные в каббалистическом танце.

Кентон снял меч со стены. Серебристые змеи, такие же, как вышитые на накидке, вились по рукояти. Она представляла собой бронзовый жезл восьми дюймов в длину и трех дюймов в ширину, гладкий, как посох. На конце он уплощался, образуя листообразное лезвие длиной в два фута и шириной шесть дюймов. На рукояти был большой мутный синий камень.