Книга Взлет и падение «красного Бонапарта». Трагическая судьба маршала Тухачевского - Елена Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть в документах, относящихся к «делу Тухачевского», один довольно любопытный. Не то чтобы там содержались какие-то интересные сведения – в информационном плане это чистый лист бумаги. Нет, он по-человечески показателен.
Это докладная записка члена судебного присутствия, командарма 1-го ранга Белова. В отличие от Буденного, который докладывает и анализирует, Белов только и делает, что изливает на уже расстрелянных подсудимых потоки ненависти и, бия себя в грудь, заявляет о своей лояльности.
«…Когда я увидел этих мерзавцев в зале суда, меня затрясло. Зверь проснулся во мне, мне хотелось не судить их нашим советским судом, а бить и бить до остервенения…
Ненависть бушевала к ним, но не без злобы думал и о себе. Сотни ведь раз и верней тысячу думал и говорил многим товарищам, что это подлецы и не от злобы, а в результате анализа их отношения к делу и поведения…
В чем дело, почему я оказался таким же политически близоруким человеком, как и другие? Этот вопрос меня волновал и злоба на себя клокотала… И начинал писать я не один раз, но писал и рвал не посылая. Все казалось, что буду выглядеть склочником. Ответ сам себе я окончательно дал такой: я гражданский трус.
Буржуазная мораль трактует на все лады – «глаза человека – зеркало его души». На этом процессе за один день, больше чем за всю свою жизнь, я убедился в лживости этой трактовки. Глаза всей этой банды ничего не выражали такого, чтобы по ним можно было судить о бездонной подлости сидящих на скамьях подсудимых…
…Тухачевский старался хранить свой «аристократизм» и свое превосходство над другими, начиная с прекрасного английского костюма, с дорогого тонкого галстука, кончая посадкой головы и точностью выражений. Пытался он демонстрировать и свой широкий оперативно-тактический кругозор. Якир и на процессе играл в свой подлый демократизм. Он пытался бить на чувства судей некоторыми напоминаниями о прошлой совместной работе и хороших отношениях с большинством из состава суда. Он пытался и процесс завести на путь его роли, как положительной, и свою предательскую роль свести к пустячкам…
Уборевич растерялся больше первых двух. Это выражалось уже и в одежде. Он выглядел в своем штатском костюмчике, без воротничка и галстука, босяком. Исчезли обычная надменность фигуры и лица, – фигура превратилась в фигурку, лицо, совсем небольшое и раньше, превратилось в сморщенный грибок. Он старался тоже подать свою роль в большом плане, но у него из этого ничего не вышло, кроме жалкой потуги… (За десять лет до того Белов служил с Уборевичем, был его заместителем и сменил его на посту командующего Северо-Кавказским военным округом. Это информация к размышлению, не более того… – Авт.)
…Фельдман старался бить на полную откровенность. Упрекнул своих собратьев по процессу, что они, как институтки, боятся называть вещи своими именами, занимались шпионажем самым обыкновенным, а здесь хотят превратить это в легальное общение с иностранными офицерами. Голос у него был почти в порядке, но фигура была обмякшей больше, чем у предыдущих подсудимых. Она сделалась почти в два раза тоньше. Тов. Блюхер даже спрашивал у т. Леплевского, какой у него рецепт питания для арестованных и нельзя ли этим рецептом воспользоваться ему?»
Какой слог! Союз советских писателей вкупе с редакцией газеты «Правда» нервно курят в сторонке. Да и товарищ Блюхер тоже хорош со своими шуточками. И ведь накликал – через год и ему придется воспользоваться рецептами питания НКВД…
Вам это ничего не напоминает? Именно! Так же клеймили осенью 1936 года «троцкистских убийц и предателей» Радек, Пятаков, Бухарин и другие заговорщики, пока остававшиеся на свободе. Белов озабочен не судьбой страны и армии, как Буденный, а исключительно демонстрацией собственной преданности. Уже повод к нему присмотреться – с чего это вдруг товарищ так распинается?
Еще одна история о Белове проскользнула в воспоминаниях Эренбурга. «Помню страшный день у Мейерхольда. Мы сидели и мирно разглядывали монографии Ренуара, когда к Всеволоду Эмильевичу пришел один из его друзей, комкор И. П. Белов. Он был очень возбужден, не обращал внимания на то, что, кроме Мейерхольдов, в комнате Люба и я, начал рассказывать, как судили Тухачевского и других военных… “Они вот так сидели – напротив нас. Уборевич смотрел мне в глаза”. Помню еще фразу Белова: “А завтра меня посадят на их место”».
Откуда такая уверенность, что он тоже окажется «на их месте»?
И ведь в самом деле оказался, и не один, а еще с четырьмя товарищами по трибуналу. Сейчас все они числятся невинно репрессированными – но какие у нас основания так полагать?
Вернемся, однако, к показаниям Ежова. Рассказывая о встрече с Хаммерштейном-Эквордом в Мерано в 1936 году, бывший нарком сообщает:
«…Далее Гаммерштейн меня поставил в известность о весьма серьезных, по его словам, связях, которыми располагают немцы в кругах высшего командования Красной Армии, и сообщил о существовании в Советском Союзе нескольких военно-заговорщических групп.
Гаммерштейн говорил мне, что ряд крупных военных работников недоволен создавшимся положением в СССР и ставит своей целью изменение внутренней и международной политики Советского Союза.
Советское правительство при его нынешней политике, продолжал Гаммерштейн, неизбежно приведет СССР к военному столкновению с капиталистическими государствами, тогда как этого можно вполне избежать, если бы Советский Союз, идя на уступки, мог “притереться” к европейской системе».
О каких «уступках» идет речь, мы уже знаем – реставрация капитализма, полная ликвидация сложившегося в Советском Союзе социального государства, территориальные «подарки», передача экономики западным «инвесторам» (или как там они в то время назывались) и в конечном итоге не только возрождение капитализма, но и становление на этой территории колониальной системы. Да и генералы, бегающие от войны, как-то не вызывают уважения. Зачем им тогда петлицы – шли бы в письмоводители…
«…Я… спросил его, насколько серьезны связи руководящих кругов Германии с представителями высшего командования Красной Армии.
Гаммерштейн ответил: “С нами связаны различные круги ваших военных. Цель у них одна, но, видимо, точки зрения разные, никак между собой договориться не могут, несмотря на наше категорическое требование”…
…Гаммерштейн предложил мне связаться с этими военными кругами, и в первую очередь с Егоровым. Он заявил, что Егорова знает очень хорошо, как одну из наиболее крупных и влиятельных фигур среди той части военных заговорщиков, которая понимает, что без германской армии, без прочного соглашения с Германией не удастся изменить политический строй в СССР в желаемом направлении».
Значит ли это, что существовали и заговорщики, которые собирались менять политический строй без соглашения с Германией? Интересно, кто именно и какие у них были планы?
Егоров – не просто генерал, а с самой верхушки. Не больше, не меньше, как начальник Генерального штаба и личный знакомый Сталина еще по Гражданской войне. В 1920 году они оба воевали на Юго-Западном фронте: Егоров – комфронта, Сталин – член Военного совета.