Книга Стеклянный Джек - Адам Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но мне ни к чему красть их чугун: я только ищу могилу свою.
Космической тьмы простыня мне милей надгробий, саванов, колоколов,
Лишь бы жена обняла, как раньше, – все остальное не стоит слов.
Она умерла мгновенно, сынок, душу ее не тронула зла печать,
А Судьба не настолько жестока, чтобы навеки нас разлучать.
Ее красота всё пережила – огонь, декомпрессию, пустоту.
Ты не видел смерти, мой Хэйвел?.. Привыкай:
Смерть всегда на посту!
Три поколения пройдут,
Захнычут правнуки толпой —
И лишь затем я припаду
К Земле святой.
О, крепость древней синевы,
Седого мрамора краса,
О, цитадель, откуда мы
Взлетели в небеса!
Откуда, словно кровь из ран,
Пролился ввысь народ ракет,
Дерзанием старинным зван
И светом звезд согрет!
Облекшись в сталь, сильней стократ,
Мы небосвод превозмогли:
С тех пор орбиты все кружат
Сквозь дочерей Земли.
Земного притяженья дар
Утрачен нами, оттого
Не в силах мы принять уда
Иль отразить его.
Но в нас хранит маяк Земли
Земную веру до конца:
Лишиться сил тела могли —
Но не сердца.
Под кратером Коперника долбили косой и наклонный штрек,
Дробили грунт по десять часов, как требовал этот проект;
Нашим костюмам повиновались буры, туннельный лазер, рештак;
Рядом с гигантской механикой шесть футов роста – сущий пустяк;
Мы лунные рудокопы, сквозь реголит мы ведем туннель;
Дыхание в шлемах и черный мир – такая, брат-шахтер, канитель!
Каверна такая, что тут затерялся бы витрувианский мужик;
Утром мы видим мерзлые скалы, к ночи от них остается пшик.
А дни на Луне – по две недели и жарче кипящего свинца;
А ночи – такие же долгие и стылые, как башка мертвеца;
А пыль – ну точно песочек на пляже, куда накатывает волна;
Но берег здесь безводен и выжжен, одни камнепады. Это Луна!
Галька, булыжники, метеоры с плоского неба падают – бух!
Между приливами – тысячи лет, и этот прибой покойницки сух.
Грунт вспаши, скалу сокруши, плющи, морщи и скрежещи:
Луна – наковальня, молотов – тыщи; эй, топография, трепещи!
Ни хрена не слыхать, не видать, что вдали и вблизи, что явь, что сон,—
Шахтер ишачит в клетке своей, зная: «Здесь будет град заложен!»
Танцуют штанцевальные тени, сварка искрит, горбатимся мы —
Есть двадцать видов реголита и тысячи видов лунной тьмы,
Тысяча видов темноты и в ботинки льющийся хлад ледяной;
Лунный пейзаж уныл, но только под ним уныло так, что хоть вой!
Мы выдолбили штольню, укрепили своды «пальмактом» и «глю»,
Обтесали лазером плиты для пола, свели зазоры меж ними к нулю.
Глухая каверна страшна и пустынна, вздымается арочный потолок,
Гибкие тени на стенах гнутся и вьются то вверх, то вниз, то вбок.
От ботинок до кончиков шлемов костюмы у нас антрацита черней,
А лунная пыль, чтоб ты знал, браток, смердит, как тысяча чертей.
Да-да, воняет как будто бы серой, порохом, сделанным Сатаной,
И, как ни скреби свою кожу, шахтер, теперь этот запах всегда с тобой.
Мы едим и спим, чистим перья – и обратно в черный проем,
Работа капец, платят гроши, опасно, но только Луна – наш дом.
Наши ваторы жрали скалы будто голодные грызуны;
На Земле был бы лязг и грохот, а тут – ничего, кроме тишины.
Не торопясь, провели три штрека, нацелив буры на ядро…
И напоролись на хрень, которая лунное раздолбала нутро.
Мы – Луна и этим горды, пусть на наших костюмах – значки Домов,
Никто не будет буравить наш мир, кроме нас, лунных шахтеров-спецов.
Мы берем у торговцев деньги, и новая техника нам подсобит,
Но жизнь рудокопа в черном забое лишь рудокопу принадлежит.
С жизнью расстаться в штольнях глубоких можно, поверьте спецу, на раз;
Торговцы, шахтеры вам – не шестерки, хотя по дешевке купили вы нас!
Того, кто зарылся под реголит и ползает там, где не сесть и не встать,
Баблом не приманишь и не запугаешь – шахтеров трудновато пугать.
Но толку хвалиться? Я перепугался, увидев, что ватор мой накопал,
И замерло сердце, и сперло дыханье, и мой монитор голубым замигал…
На этом поток данных прерывается…
Эй, владыки Венеры с диском серым и седым,
Правят Улановы Системой, но против вас они слабы!
Законы ничего не значат, и взрыв на части копов рвет;
Митра, господин планет, дай силы тем, кто мертв!
Эй, владыки рябой Земли с диском бело-голубым,
Да, для всех она колыбель, но для большинства – мираж и дым;
Сила «же» не даст мильонам прочь от матери убежать;
Митра, господин планет, дай слово нам сдержать!
Эй, владыки Марса, от пыли красного, не от стыда,
Вы умерли, и воскресли, и стали бессмертными навсегда!
Боги спят в разреженном воздухе, слабое «же» им дарит сны;
Митра, господин планет, верни богов войны!
Пастух и владыка астероида, житель отважный гиблых сфер,
Где миллиарды зябнут в юдоли гранитно-пепельных пещер;
Сердце горит, но ты под пятой Улановых словно вошел в транс;
Митра, господин планет, дай Революции шанс!
Эй, владыки Юпитера, холодной псевдозведы,
Боги полночного космоса, верой своей по праву горды,
Поклянитесь, что поведете нас обратно в вечный Свет!
Митра, именем твоим восстанем, господин планет!
Создан инженерами,
Чтоб предать пилота
В самой первой битве.
Собирать железо
Вблизи от Солнца
Я был послан.
Железо, что Улановы
Добывают со дна
Колодца гравитации.
Угольною рыбой
Оно на дно осядет
Колодца гравитации.
Из него сотворят
Не товары, не приборы,
Но сам Закон.
