Книга Двадцатое июля - Станислав Рем

Слава богу, председателем парламента избрали все-таки Геринга. Фактически именно он-то и спас шефа, добившись назначения его канцлером. Кстати, Геббельс прищелкнул пальцами, нужно будет как-то напомнить «Борову» о тех днях. Но не сейчас. Чуть позже.

12 ноября, в тот памятный день, когда морально изнасилованному Гитлеру принесли письмо, все лидеры партии находились в комнате отеля «Кайзергоф», любимой берлинской гостинице Гитлера. Унылые и уставшие. Борьба за власть, по всеобщему мнению» закончилась. И каково же было их удивление, когда, вскрыв конверт, шеф воскликнул: «Мне пишет сам Шахт!».

Один из самых влиятельных банкиров Германии сообщал следующее: «Я не сомневаюсь в том, что настоящее развитие событий может привести только к назначению вас канцлером… Наши попытки собрать для данной цели ряд подписей со стороны промышленных кругов не оказались бесплодными. Они у нас имеются». В тот момент будущий министр пропаганды с облегчением вздохнул полной хилой грудью: партия осталась на плаву. И нет разницы, с чьей помощью. И как потом за нее, то есть за помощь, им придется расплачиваться.

Геббельс снова взял письмо в руки. Да, тридцать второй год действительно был тяжелым. И все-таки выход из казавшегося безвыходным положения они тогда нашли.

«…В то время гениальное достижение вашей дипломатии, мой фюрер, выразилось в том, что вы путем умного маневрирования умело использовали противоречия внутри противостоящей нам враждебной коалиции (Геббельс имел в виду противоречия между коммунистами и социал-демократами). И благодаря вам 30 января 1933 года мы пришли, правда, к ограниченной, но победе. Именно она, эта победа, явилась предпосылкой для полного завоевания власти. В те дни мы использовали противоречия между нашими врагами и пытались извлечь свои выгоды. Но мы не ждали, когда противники пойдут на нас, а сами наступали на них. Сегодня, как мне кажется, мы слишком долго позволяем наступать на нас. Благодаря военным успехам западные держа-вы стали чувствовать себя более уверенно по отношению к Сталину. Однако сам Сталин, со своей стороны, ищет возможности создать на юго-востоке «свершившиеся» факты, так как он точно знает, что при своем продвижении он как раз в данном пункте натолкнется на англо-американские, точнее, английские интересы, что может, при известных обстоятельствах, привести его к тяжелому и непоправимому конфликту с западными государствами. Такое развитие событий является для нас весьма обнадеживающим, и задачей нашей дипломатии и всей внешней политики должно быть стремление использовать этот случай, пустив в ход всю нашу хитрость. Мы ведем войну на два фронта, причем в самой острой ее форме. В нашей истории мы никогда не выигрывали войны на два фронта; так же и сегодня, учитывая численное соотношение сил, нам не удастся ее выиграть в военном отношении. Но мы в состоянии выиграть ее тактически.

Если бы в 1932 году наши враги объединились, они смогли бы подавить нас точно так же, как и наши теперешние противники могут это сделать сейчас, при тех же самых предпосылках. Но судьба распорядилась так, что для нас остается удобный выход из дилеммы этой войны. Я думаю, судьба ждет от нас также, что мы вступим на данный путь. Я не хочу, чтобы меня заподозрили в желании говорить языком авантюристской военной политики. Это не авантюра, когда мы зондируем почву с той или с другой стороны, с гжелью здесь или там отсрочить конфликт, чтобы нанести поражение в другом месте. Попытка действовать одновременно в двух направлениях малоперспективна. Мы не в состоянии заключить мир с обеими сторонами одновременно. В то же время мы не в состоянии вести войну на два фронта.

Встает вопрос: склонна ли вообще одна из сторон вступить с нами в переговоры, и если да, то какая? Лично я возлагаю мало надежд в настоящее время на западную сторону, хотя…»

Стук в дверь оборвал чтение письма.

Помощник вытянулся в струну перед строгим начальством.

— Простите, с вами просит встречи доктор Шпеер. Он настаивает на срочности беседы.

Геббельс спрятал письмо в ящик стола, запер его на ключ и только после этого дал указание впустить министра промышленности.

* * *

Рядовой внутренней службы Фильберт остановил мужчину, покинувшего возле проходных ворот легковую машину и уверенным шагом направившегося в расположение части, привычным окриком:

— Стоять! Посторонним вход воспрещен!

Гражданское лицо вынуло из внутреннего кармана костюма удостоверение:

— Служба безопасности. Четвертое управление. Штандартенфюрер Литценберг.

Рядовой Фильберт вскинул руку в приветствии:

— Хайль Гитлер! — Левой рукой солдат схватил трубку телефонного аппарата. — Как доложить о вас господину штурмбаннфюреру?

— Передайте, что мне нужно встретиться с ним по поводу одного из его подчиненных.

Через двадцать минут Литценберг сидел в кабинете Скорцени.

— Кальтенбруннер очень высокого мнения о вашей работе, проделанной за последние сутки. — Гестаповец потягивал кофе из маленькой чашечки. — Это он сам, лично, говорил при мне.

— Мы выполняли свой долг. И всего лишь. — Скорцени было приятно слышать неотретушированную лесть. — Так что вас привело к нам? Кто из моих барсов снова набедокурил в столице? Надеюсь, хотя бы центральная часть Берлина осталась в целости и сохранности?

Литценберг решил поддержать шутку:

— Только салон Китти.

Скорцени расхохотался. Салон Китти, получивший свое название по имени его содержательницы, Китти Шмидт, создал покойный Гейдрих, и сие заведение являлось борделем высшего класса. О доме на Гизебрехтпгграссе, 11 знало все руководство С С, потому что по его прямому указанию техники буквально нашпиговали все стены здания звуко- и фотоаппаратурой. За разговорами и телодвижениями посетителей салона, высокопоставленных политических и государственных деятелей разных держав, постоянно наблюдали три высококвалифицированных специалиста из СД.

Значит, мои орлы провели время весело. — Скорцени оборвал смех: — А если серьезно, что случилось?

Гестаповец тоже вернулся к серьезному тону.

— Мне поручено забрать у вас русского солдата.

Глаза Скорцени превратились в щелочки:

— Могу я узнать причину?

— Безусловно. Согласно донесению, поступившему к нам вчера вечером, в ночь с 20 на 21 июля им был убит офицер СС.

— Да, капитан Шталь. Мне это известно. Но в данном случае мы имеем факт самозащиты, а не убийства. Русский рядовой Курков вмешался, когда капитан Шталь пытался спрятать от ареста своего родного брата, подозреваемого в причастности к заговору.

— Значит, вы провели внутреннее расследование? — Белесые глаза Литценберга ничего не выражали.

— Нет. Не видел необходимости. Факт измены Шталя был налицо.

— Вам — может быть, да. — Голос гестаповца был столь же бесцветным, как и его глаза. — Но нашему ведомству нужны подробности. Можно позвонить от вас?