Книга Принцесса викингов - Симона Вилар

Ролло выслушал его в полном молчании. Итак, рыжая Птичка не ошиблась, как не ошибалась она и ранее. Он же упрямо не желал в это верить. И знал причину. Тот день, когда он поверит, станет последним для них со Снэфрид. Ему придется взглянуть в ее прекрасные колдовские глаза и сказать, что между ними все кончено. Что ж, она была ему хорошей женой. Снэфрид Сванхвит, королева, бежавшая из Норвегии… Она умна, но опасна и кровожадна. Однако, испытывая гнев на нее за то, что она намеревалась сделать с Эммой и его сыном, Ролло странным образом понимал эту женщину и, пожалуй, жалел. Снэфрид боролась до конца, даже осознав, что после смерти Атли ему придется взять другую жену. Таков закон – правитель должен оставить наследника. И хоть у него и были другие дети и он мог указать на любого из них – его ярлы, у каждого из которых была своя дружина, вовсе не поторопились бы принести присягу бастарду. Ролло подчинил их, но он король по праву силы, и ему необходимо продлить свой род. Кровь Локи! Он вдруг понял, что убеждает самого себя. Разве он все не решил уже тогда, когда бросился навстречу приливу? В тот момент он рисковал не только жизнью, но и делом всей этой жизни, королевством и людьми, с чистым сердцем присягнувшими ему. Но что значила для него в тот миг Нормандия? Глупец он или его вели сами боги, позволив спасти его избранницу и дитя? Почему он колеблется, разве не было в его жизни задач посложнее, чем начистоту поговорить с женщиной? В то же время он знал, как трудно будет взглянуть ей в лицо и сказать, что она совершила ошибку, отказавшись много лет назад от короны Норвегии ради него, Ролло, сына Ролло.

Он нашел Снэфрид там, где ее запер Бьерн. Неласково покосившись на скальда, Ролло отпер дверь и окликнул ее, но женщина даже не пошевелилась. Она стояла, прислонившись к бревенчатой стене в темном углу, где были развешаны сети, переметы и прочие рыбацкие снасти. Тогда Ролло вошел, придвинул ногой обрубок бревна и прочно уселся на нем.

– Ты знала, Сванхвит, что рано или поздно это должно было произойти. Я старался оставаться верным своему слову столько, сколько это было возможно.

Она не отвечала. Ролло не мог разглядеть ее лица в полумраке, но, возможно, это было и к лучшему, ибо в нем боролись два чувства – сострадание и гнев.

– В Норвегии принято, если роду грозит угасание, чтобы мужчина брал в дом новую жену. Прежде я не хотел этого делать, но теперь время пришло. Ты всегда была мудрой женщиной, Сванхвит, и должна понять меня.

По-прежнему ответом ему служило молчание. Это становилось невыносимым, но Ролло заставил себя говорить, хотя и не был уверен, что слова его возымеют желаемое действие. Он заявил, что оставляет Снэфрид ее владения, изрядно увеличив их. Она по-прежнему будет богатой и могущественной. Она несказанно красива, и если захочет, то всегда найдет себе мужа. Если же она пожелает покинуть эту землю, которая столь нелюбезна ее сердцу, он даст ей людей и кораблей столько, сколько она пожелает.

– А если я останусь, кем я буду для тебя? – наконец выговорила она, с трудом шевеля губами.

Ролло откинул упавшие на глаза волосы.

– Я буду навещать тебя, но ты будешь мне только добрым другом.

Снэфрид вдруг пронзительно рассмеялась и сейчас же умолкла.

– Неужели ты думаешь, что я соглашусь на крохи после того, как владела пиршественным столом?

– Но разве ты можешь предложить мне что-то иное?

Снэфрид вновь промолчала.

– Клянусь Одином, тебе все ведомо и без моих слов. И не моя вина, что у нас нет детей, ибо я всегда любил тебя и исполнял все, что надлежит супругу.

– Ты любил меня? Не стоит унижать себя ложью, Рольв! Ты любил меня только однажды, много лет назад, когда в ночь Йоля я покинула с тобой усадьбу Харальда, моего мужа. Я навеки запомнила, как ты смотрел на меня тогда. Но вся твоя любовь и нежность покоились на желании отомстить твоему врагу, конунгу Харальду.

Ролло напряженно глядел прямо перед собой.

– Плохо же ты знаешь меня, Лебяжьебелая. Если я завладел тобой только ради мести, вряд ли бы ты так долго оставалась моей королевой. Мы давно уже стали чужими, и ни одного из нас не занимало, что на душе у другого. Я не знал, чем ты живешь в своей башне, а ты была чужда всем моим делам в Нормандии. Мы сходились, как волки по весне, – ради случки. Однако ты не права, когда говоришь, что я не любил тебя. Ибо если в моем сердце и сейчас нет чувства к тебе, разве стал бы я говорить с тобой после того, как ты попыталась погубить женщину, которая дорога мне и носит мое дитя?

Снэфрид вдруг так громко заскрипела зубами, что у Ролло по спине поползли мурашки. Тяжело дыша, она немного приблизилась. В сером сумраке он разглядел ее искаженное ненавистью лицо. Эта женщина была стара и безобразна. Лучше бы он никогда не увидел ее такой. Ее голос был глухим и срывающимся от ярости.

– Разве ты, Рольв, не убивал своих врагов? Эта рыжая – мой злейший враг. Сегодня ты спас ее, и тогда я возненавидела и тебя. Я признаю, что страстно желала, чтобы море, придя сюда, сделало меня вдовой.

– Мне хотелось бы сохранить уважение к женщине, которую я столько лет звал своей женой, – проговорил Ролло. – Сейчас ты кажешься мне жалкой.

– Жалкой? – Снэфрид тяжело задышала. – Что ж, выходит, и ты вовсе не знаешь меня, сын Пешехода. Но я клянусь, что отныне стану твоим проклятием, смертельной опасностью, что будет красться за тобой по пятам. У меня хватит терпения дождаться своего часа, и тебе лучше убить меня сейчас и с еще обагренными моей кровью руками взять себе новую жену, чем дожить до дня, когда ты вспомнишь мои слова и взвоешь по-волчьи!

– Мне жаль тебя, женщина, – вновь повторил Ролло, и в ту же секунду Снэфрид кинулась на него. Он был поражен, насколько она оказалась сильной, однако все же он справился с ней и опрокинул навзничь на утоптанный пол кладовой. Все тело Снэфрид рванулось к нему, и вдруг она поцеловала его. Поцелуй был, как змеиный укус. Ролло резко откинул голову и поднялся. Только теперь он ощутил холод в спине. Он слышал, как она урчит, словно голодный зверь, видел, как настороженно блестят в темноте ее глаза, а жилы на ее напряженно изогнутой шее вздулись и потемнели. Его охватило отвращение. А следом за ним пришла грусть. Снэфрид возбужденно дышала, когда он оторвал от себя ее скрюченные пальцы.

– Ну же, Рольв… – задыхаясь, бормотала она.

Но Ролло, никогда прежде и не помышлявший, что может устоять перед ее зовом, сейчас смотрел с холодным любопытством. И хотя в пустой кладовой было полутемно, Снэфрид вмиг почувствовала эту перемену. Страстная дрожь ушла, и на Ролло снова пахнуло холодом, словно из бездны. Он медленно поднялся. Все, что было связано с этой женщиной, умерло, исчезла даже жалость. Осталась только горечь от мысли, что он так бесконечно долго заблуждался.

– Это был наш последний разговор, женщина. Сейчас я отправляюсь в монастырь, ты же должна приступить к сборам. Завтра ты покинешь эти места. Я не отказываюсь от своих слов – ты вольна плыть, куда заблагорассудится.

Когда он вышел, Снэфрид села и, мерно раскачиваясь, прорычала: