Книга Рось квадратная, изначальная - Борис Завгородний

– Удачи, ватаман. Мягкого приземления. И, кстати, включи-выключи, ежели встретимся вновь, то моё предложение остаётся в силе.

Хитрун ответил ему долгим, пристальным взглядом, а когда заговорил, голос его едва заметно дрогнул.

– Я это запомню, Бова. И это, и то, что ты сказал о нас там, наверху. Запомню, кровь из носу, даже ежели жить мне осталось недолго. Удачи и тебе. И, может быть, в следующей жизни нам повезёт стать друганами.

Бова кивнул, оценив сказанное, и шлем ватамана с тихим, но отчётливым щелчком встал на своё место…

Глава двадцать пятая,

где счастье, отвернувшись от ватаги Рыжих, решает вдруг повернуться задницей и ко всем остальным

Главное, чтобы жизнь окончилась одновременно с началом смерти.

Апофегмы

Выброска «балласта» длилась всего несколько минут, и выглядела она так: сперва по свешенному в распахнутую боковую дверцу канату в воздушную бездну спускался бандюк, затем наружу выталкивался привязанный к нему шар. И бандюк отпускал канат, тут же исчезая в неистово крутящихся и ревущих в непроглядной тьме потоках воздуха. Последними спрыгнули Хитрун со Скальцем – в обнимку.

Захлопнув за ними дверцу и отрезав путь бушевавшей снаружи стихии, Бова с донельзя озабоченным видом скорым шагом двинулся к лестнице, чтобы взглянуть на показания приборов наверху. Но, видать, не судьба была Дирижоплю благополучно завершить полёт. Когда он проходил мимо Ухаря, который в этот момент самолично, со зверским выражением на лице от нешуточной сосредоточенности подкидывал в ненасытную топку очередную порцию горюч-камня, в борт летучего корабля вдруг ударил могучий порыв ветра. Ударил, как подводный камень в дно летящей по стремнине лодки, как пудовый кулак рукомахальника в скулу соперника, как баран в новые ворота, как…

В общем, Дирижопль, застонав всеми своими швами, встал на дыбы и накренился, а весь народ на обеих палубах полетел кувырком. Не избежал этой участи и сам Бова, да и Ухарь, сбив попутно с ног Пивеня, вместе с лопатой улетел в ближайший угол, где и въехал этой лопатой уже поджидавшему там Бове – прямо по темечку, а затем крепко приложился о стенку сам – тем же местом.

Короче, когда все трое пришли в себя, котельная уже пылала синим пламенем, быстро затягиваясь удушливым дымом. Вылетевшие из топки от толчка куски горюч-камня, как назло, попали прямо на кучу ветоши, которой протирались механизмы движителя, а та, в свою очередь, разлетелась по полу, поджигая уже лари с горюч-камнем, вещевые ящики, стол, табуретки и лежаки. Не горела пока только лестница, ведущая на верхнюю палубу.

– Бежим наверх! – заорал Пивень, кидаясь к лестнице. – А то враз поджаримся!

Хладнокровно проигнорировав его вопль, Бова отступил за лестницу и, прикрывшись от жара рукой, крикнул пятившемуся от пламени к топке Ухарю:

– Долголёд.

Смекнув, что от него требуется, Ухарь сунулся в нужную сторону, но пламя, словно живое, хлестнуло его в грудь, отбросив обратно. К ящикам с долгольдом, стоявшим возле носовой стенки, было невозможно подобраться – пламя поднялось там гудящей стеной.

Застонав от отчаяния, Бова сжал кулаки. Мысли лихорадочно метались в голове, пытаясь найти необходимое решение. А пока он думал, Ухарь, впервые в жизни растерявшись в столь неоднозначной ситуации, просто ждал его распоряжений.

Пивень тоже в сомнении завис посерёдке лестницы, не зная, что предпринять дальше. Оставить сейчас настоятеля с Ухарем здесь одних – значит предать и их, как ранее свою ватагу. Рвануть за помощью наверх? А вдруг, пока он будет бегать, понадобятся его собственные руки? Да и Бова такого приказа не отдавал…

Но сомнения бывшего бандюка длились недолго – сузив глаза, Бова решительным голосом отдал приказ, последствия которого были необратимы:

– Ухарь! Пивень! Выбивайте вон те клинья в полу по бокам отсека!

– Да ты что, настоятель?! – Ухарю показалось, что он ослышался. – Дно же выпадет, пар тебе в задницу! Что я, не знаю, сам тебе этот Дирижопль ладить помогал!

– У меня там, среди ящиков с долгольдом, дюарные сосуды лежат со сжатым воздухом, которые я хотел для камильных костюмов приспособить, забыл? Выбивай дно, я тебе говорю! Пока огонь до них не добрался и мы все не взорвались к елсам полосатым!

Тут уж Ухарь с Пивенем не стали рассуждать да медлить. Похватали подходящий инструмент, которого в котельной было немало, Ухарь – здоровенный молот, Пивень – топор, и рьяно взялись за дело. Вскоре под дружными ударами вылетел один клин, второй, третий…

– Эх-х, – снова застонал Бова, глядя, как помощники разбивают его родное детище по его же собственному распоряжению, – предусмотрел я аварийный случай, но не думал, что так скоро пригодится!

Седьмой клин Ухарь выбил одним могучим ударом, опустив молот уже прямо в пламя.

И дно наконец страшно затрещало.

Обслужники тут же побросали железяки и кинулись к лестнице, где их уже поджидал Бова… Как назло, Косьма Тихий, заподозривший неладное в столь долгом отсутствии настоятеля, выбрал именно этот момент, чтобы настежь распахнуть верхний люк. Получив новую порцию свежего воздуха, пламя взвилось столбом и жарко обняло лестницу со всеми, кто на ней находился…

Хоровой вопль, вырвавшийся из трёх глоток одновременно, впоследствии в летописях современников был охарактеризован как «вопль, способный разбудить не только мёртвых, но и веховых олдей из Края в Край по всему домену».

От этого вопля Косьма Тихий, выдернув опущенную голову из проёма, в диком ужасе шарахнулся назад, боднул затылком близстоящий стол и благополучно потерял сознание, а пламя, покусившееся на Бову Конструктора и иже с ним, аж испуганно отступило для перегруппировки.

Дно котельной наконец с оглушительным треском вывалилось и, всё в дыму и пламени, быстро уменьшаясь, полетело вниз, а под лестницей разверзлась чёрная беспроглядная бездна…

* * *

Плавный полёт остался в прошлом.

Теперь Дирижопль мотало из стороны в сторону и крутило, как детскую юлу. Корабль то рывком поднимался выше, то проваливался, словно в яму, отчего сердце то застревало в горле, то скатывалось в пятки. По всем признакам Дирижопль угодил в самый центр свирепой бури, каковые случались в нормальных доменах чрезвычайно редко. Снаружи бесновался жуткий ветер и почти безостановочно ворчал гром, а в лобовом окне часто сверкали зубчатые, ветвистые молнии – словно вдруг во тьме на миг вырастали и пропадали гигантские огненные деревья.

За распахнутыми настежь дверцами – и в запаснике, и в людском отсеке – маячили встревоженные лица и слышался негромкий ропот вперемежку со вскриками. Люди, с трудом удерживаясь на перекошенной палубе, цеплялись за кресла, столы и стенки, но не всегда удавалось удержаться на ногах, да и раскачивающаяся палуба сама по себе наводила панический ужас.

А Бова, собрав вокруг себя горстку, по его мнению, самых продвинутых, сообща пытался решить новую проблему, возникшую после потери котельной. Проблему очень-очень серьёзную. Да чего там темнить – катастрофа.