Книга Сталин и мошенники в науке - Валерий Сойфер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но до последнего дня сессии Лысенко и его приближенные об этом помалкивали и даже пытались вызвать генетиков на более откровенные разговоры, сетовали, что они неохотно включаются в дискуссию, как это сделал А. А. Авакян (28). А ведь ссылка на "одобрение ЦК партии" всё бы объяснила людям, уже привыкшим жить в атмосфере страха, вызванного политическими репрессиями. Многие надеялись, что критика Лысенко и в МГУ, и в докладе Жданова не могла остаться гласом вопиющего в пустыне, что всё происходящее — лишь авантюра лысенковцев, решившихся пойти ва-банк.
В последний день работы сессии произошло событие, открывшее всем глаза. В то утро в "Правде" появилось покаянное письмо Ю. А. Жданова Сталину, в котором он отказался от своих слов. Хотя Жданов в "покаянке" высказал критику в адрес Лысенко, на нее никто уже внимания не обращал. Его письмо ярко характеризовало моральную обстановку, рожденную тоталитарным правлением, абсолютную необходимость подчинения своих взглядов пусть неверному, но исходящему от главаря режима курсу (как будто в насмешку, это и называлось "демократическим централизмом в действии").
"ЦК ВКП(б), ТОВАРИЩУ И. В. СТАЛИНУ
Выступив не семинаре лекторов с докладом о спорных вопросах современного дарвинизма, я безусловно совершил целый ряд серьезных ошибок.
1. Ошибочной была сама постановка этого доклада. Я явно недооценил свое новое положение работника аппарата ЦКи Здесь сказалась "университетская привычка", когда я в том или ином научном споре, не задумываясь, высказывал свою точку зрения… Несомненно, что это "профессорская" в дурном смысле, а не партийная позиция.
2. Коренной ошибкой в самом докладе была его направленность на примирение борющихся в биологии направлений. С первого же дня моей работы в отделе науки ко мне стали являться представители формальной генетики с жалобами на то, что полученные ими новые сорта полезных растений (гречиха, кок-сагыз, герань, конопля, цитрусы), обладающие повышенными качествами, не внедряются в производство и наталкиваются на сопротивление сторонников академика Лысенко… Ошибка моя состояла в том, что решив взять под защиту эти практические результаты, которые явились "дарами данайцев", я не подверг беспощадной критике коренные методологические пороки менделевско-моргановской генетики. Сознаю, что это деляческий подход к практике, погоня за копейкой…
Все это вместе взятое и породило стремление "примирить" спорящие стороны… Но в науке, как и в политике, принципы не примиряются, а побеждают, борьба происходит не путем затушевывания, а путем раскрытия противоречий…
3. Ошибкой была моя резкая и публичная критика академика Лысенко. Академик Лысенко в настоящее время является признанным главой мичуринского направления в биологии… Учитывая это, критику Лысенко, его отдельных недостатков, следует вести так, чтобы она не ослабляла, а укрепляла позиции мичуринцев.
Я не согласен с некоторыми теоретическими положениями академика Лысенко (отрицание внутривидовой борьбы и взаимопомощи, недооценка внутренней специфики организма), считаю, что он еще слабо пользуется сокровищницей мичуринского учения (именно поэтому Лысенко не вывел сколько-нибудь значительных сортов сельскохозяйственных растений), считаю, что он слабо руководит нашей сельскохозяйственной наукой. Возглавляемая им ВАСХНИЛ работает далеко не на полную мощность… Но… в результате моей критики Лысенко формальные генетики оказались "третьим радующимся"…
4. Ленин неоднократно указывал, что признание необходимости того или иного явления таит в себе опасность впасть в объективизм. В известной мере этой опасности не избежал и я…
Таковы мои ошибки, как я их понимаю.
Считаю своим долгом заверить Вас, товарищ Сталин, и в Вашем лице ЦК ВКП(б), что я был и остаюсь страстным мичуринцем. Ошибки мои проистекают из того, что я недостаточно разобрался в истории вопроса, неправильно построил фронт борьбы за мичуринское учение. Все это из-за неопытности и незрелости. Делом исправлю ошибки.
Юрий Жданов" (30).
Публикация письма в день закрытия сессии ВАСХНИЛ значила много. В который раз истина была принесена в жертву политиканству. И если уж каяться заставили Жданова, то что же было ожидать от людей менее значительных!
Была отвергнута и инициатива по созданию в СССР Института генетики и цитологии, которую поддерживали сразу несколько членов Политбюро. Сталин на их мнение не обратил никакого внимания. 31 декабря 1948 года Секретарь ЦК партии А. А. Кузнецов, у которого лежала без движения почти год папка со всеми документами, подготовленными для решения Политбюро, сделал окончательную надпись: "В архив. А. Кузнецов".
В дни, когда Сталина хоронили, в "Правде" появилась короткая заметка Лысенко "Корифей науки", в которой он сообщил о главной роли Сталина в проведении опозорившей советскую науку на многие десятилетия Августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года:
"Сталин… непосредственно редактировал проект доклада "О положении в биологической науке", подробно объяснил мне свои исправления, дал указания, как изложить отдельные места доклада. Товарищ Сталин внимательно следил за результатами работы августовской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина" (31).
Сообщения о запрете генетики в СССР произвели фурор на Западе. 24 сентября 1948 года Герман Мёллер отправил в Академию наук СССР письмо, в котором осудил "заявления о вашей поддержке шарлатана Лысенко… и отрицании принципов генетики", отметил, что в СССР "разрушают науку ради узких политических целей, совершенно так, как делали многие из тех, которые выступали в роли ученых в Германии под властью нацистов". Он упомянул "глубокое уважение, которое питал" к АН СССР раньше, и написал:
"Я отказываюсь от моего членства в вашей Академии. Я делаю это, однако, с горячей надеждой, что я еще доживу до того дня, когда ваша Академия снова сможет начать восстанавливать свое место среди подлинно научных организаций", — закончил он (32).
22 марта 1990 года Общее собрание АН СССР приняло постановление о восстановлении Г. Дж. Мёллера (посмертно) в членах Академии наук СССР "как необоснованно исключенного ученого".
"Бесстыдство как замена руководящей мысли; сноровка и ловкость как замена убеждения; успех как оправдание пошлости и ничтожества стремлений — вот тайна века сего, вот девиз современного триумфатора".
Через год после Августовской сессии ВАСХНИЛ Сталин приказал Сектору науки ЦК партии созвать объединенную сессию АН и АМН СССР, на которой, одна из старейших большевичек, 79-летняя Ольга Борисовна Лепешинская объявила о возможности образования клеток из неживого вещества.
Лепешинская родилась в 1871 году в Перми и была на четверть века старше Лысенко. В 1894 году она стала посещать марксистские нелегальные кружки, познакомилась там с Пантелеймоном Николаевичем Лепешинским и вышла за него замуж. В 1903–1906 годах они жили в эмиграции в Женеве одновременно с Лениным. Встречавшийся с ними там Н. Валентинов-Волин вспоминал, что о муже Лепешинской "Ленин всегда говорил с добродушной усмешкой. Он очень скептически относился к литературным способностям и желанию Лепешинского писатьи Может быть, поэтому Лепешинский при всей его верности "Ильичу" не сделал большой карьеры после Октябрьской революции", а Ольгу, которая организовала столовую для большевиков, в которой работала жена Валентинова, он характеризовал так:
