Книга Сталин и мошенники в науке - Валерий Сойфер

В заметке о решении Совета Министров СССР сообщалось, что

"Сессия, посвященная довыборам действительных членов Академии, выборам членов-корреспондентов Академии из числа кандидатов, выставленных научными учреждениями, общественными организациями и отдельными научными работниками, списки которых опубликованы в печати, состоится в сентябре 1948 года".

Выборы так и не состоялись, однако даже если бы их провели, то лысенковское большинство завалило бы теперь всех противников "на законном основании", то есть путем голосования.

Последний абзац правительственного сообщения гласил:

"Очередная июльская сессия, посвященная обсуждению доклада академика Т. Д. Лысенко на тему "О положении в советской биологической науке", состоится в конце июля с. г. в гор. Москве".

Сессия проходила с 31 июля по 7 августа и получила название "Августовской сессии ВАСХНИЛ". Лысенко зачитал доклад, отредактированный Сталиным. Политические мотивы сочетались в нем с беспримерными обвинениями западной науки. Этот наступательный тон выглядел странно, так как и полугода не прошло с того дня, когда Ю. А. Жданов раскритиковал Лысенко. Но сессия была качественно иным событием в жизни советской науки. Сталин предоставил Лысенко возможность не просто расправиться с оппонентами, он придал этому разгрому такое политическое звучание, которого раньше в жизни страны не было.

Партийные верхи осуществляли неусыпный контроль за тем, как идет сессия. Согласно рассказу одного из ближайших к Лысенко в то время людей — Н. В. Турбина, каждый день по окончании заседаний В. Н. Столетов выполнял роль связного между Лысенко и Политбюро ЦК партии. Он приезжал в конце каждого дня сессии к Маленкову и информировал его о том, что было сделано. Он же каждое утро согласовывал с Лысенко список выступающих и клал перед председательствующим на сессии заместителем министра сельского хозяйства СССР П. П. Лобановым узенький листок с фамилиями тех, кому надо предоставить слово, а Лобанов лишь оглашал эти фамилии. Деятельность эта пошла на пользу Столетову — он понравился высшим начальникам, что позже, помогло емуу сделать головокружительную карьеру.

Самой характерной чертой лысенковского доклада была безапелляционность. Фразы были решительными, обвинения категоричными, доказательства не приводились, потому что больше они не были нужны: буржуазная сущность генетики и её вредность декларировались отныне навсегда. В центральной части доклада, озаглавленной "Два мира — две идеологии в биологии", Лысенко заявил:

"Возникшие на грани веков — прошлого и настоящего — вейсманизм, а вслед за ним менделизм-морганизм своим острием были направлены против материалистических основ теории развития… Ныне, в эпоху борьбы двух миров, особенно резко определились два противоположные, противостоящие друг другу направления, пронизывающие основы почти всех биологических дисциплин… Не будет преувеличением утверждать, что немощная метафизическая моргановская "наука" о природе живых тел ни в какое сравнение не может идти с нашей действенной мичуринской агробиологической наукой" (23).

Заканчивая доклад, Лысенко сказал:

"В. И. Ленин и И. В. Сталин открыли И. В. Мичурина и сделали его учение достоянием всего народа. Всем своим большим отеческим вниманием к его работе они спасли для биологии замечательное мичуринское учение" (24).

На правах самого близкого к Лысенко сторонника предпоследним выступал Исай И. Презент, ставший теперь академиком ВАСХНИЛ. Он глумился над поверженными генетиками и позволял себе выходки, непристойные ни с каких позиций. Одному из крупных эволюционистов, допущенных к присутствию на сессии, он адресовал такие слова:

"Дарвинизм сейчас не тот, который был во времена Дарвина… Такого уровня подбора не знало дарвиновское учение, не знало и не могло знать, но вы, профессор Поляков, его знать обязаны. Ведь вы обязаны быть умнее Дарвина, уже по одному тому, что птичка, сидящая на голове мудреца, видит дальше мудреца. (Смех)" (25).

Он называл генетиков ретроградами и приписывал им явную ахинею, одновременно пугая их:

"Никого не смутят ложные аналогии морганистов о невидимом атоме и невидимом гене. Гораздо более близкая аналогия была бы между невидимым геном и невидимым духом. Нас призывают дискуссировать. Мы не будем дискуссировать с морганистами (аплодисменты), мы будем продолжать их разоблачать, как представителей вредного и идеологически чуждого, привнесенного к нам из чуждого зарубежья лженаучного по своей сущности направления (Аплодисменты)" (26).

Правда, среди ученых ходил рассказ (возможно легенда), что во время этого выступления он чуть не погиб от рук генетика Иосифа Абрамовича Рапопорта, наиболее смело выступившего на сессии в защиту обругиваемой лысенковцами науки. Рапопорт был героем войны, жестоко израненным (он получил 18 ранений на передовой, потерял глаз, но каждый раз возвращался в действующую армию и заслужил на полях сражений мало с кем сравнимую славу героя). Много десятилетий позже С. Э. Шноль в знаменитой книге "Герои и злодеи российской науки" вспомнил эту легенду:

"Как он [Презент] был, упоенный собой, неосторожен. Он повторил часть текста, вставленного им ранее в доклад Лысенко. Он сказал, "когда мы, когда вся страна проливала кровь на фронтах Великой Отечественной войны, эти муховодыи". Договорить он не сумел. Как тигр из первого ряда бросился к трибуне Рапопорт — бесстрашный разведчик, он знал, что такое "брать языка". Презент на войне не был — он был слишком ценным, чтобы воевать — там же могут и убить… Рапопорт был, как сказано, всю войну на фронте. С черной повязкой на выбитом пулей глазу он был страшен. Рапопорт схватил Презента за горло и, сжимая это горло, спросил свирепо: "Это ты, сволочь, проливал кровь?" Ответить почти задушенный Презент не мог" (27).

И все-таки многие генетики, особенно в первые дни работы Августовской сессии ВАСХНИЛ, не могли понять, что происходит. Ведь совсем недавно лысенкоисты терпели поражение за поражением, а Ю. А. Жданов открыто критиковал Лысенко. На следующий день после публикации в "Правде" информационного сообщения о назначении новых членов академии без выборов и о предстоящей сессии ВАСХНИЛ В. П. Эфроимсон, передавший в ЦК партии материалы об антинаучной деятельности Лысенко и ждавший результатов их проверки, позвонил в отдел науки ЦК ВКП(б) и сказал сотруднице отдела В. Васильевой: "Я совершенно не понимаю, что происходит, но имейте ввиду, — все, что я написал, святая правда". В ответ он услышал: "Неужели вы думаете, что мы хоть на минуту в этом сомневаемся?" (26). Слухи об этом ответе быстро распространились среди генетиков, поддержав уверенность, что правда все-таки восторжествует. Способствовало такому ожиданию и неясное объяснение "колхозным академиком" в его докладе того, из каких сфер он получил поддержку. Факт ознакомления Сталина с его докладом обнародован не был, и лишь в "Заключительном слове" Лысенко сказал: "Меня в одной из записок спрашивают: каково отношение ЦК партии к моему докладу. Я отвечаю: ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его". После этого в стенограмме значится: "Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают".