Книга Клинок Богини, гость и раб - Анастасия Машевская

– Ты живой там? – спросил с улицы Дан.

– Д-да… – Со второй попытки Юдейр ответил достаточно громко, чтобы его услышали. – Просто тут куски пальцев, носов… а это… это, кажется, сосок?

– Запачкаешь настил в шатре – и тебе отрежу.

Мужчины – а рядом с таншей остались только несколько командующих и Одхан – переглянулись. И только Гистасп хохотнул.

– Должна признать, это утомляет, – тихо добавила Бану.

– Тем не менее вы справились. – Гобрий был честен и чрезвычайно недоволен. – Но стоило ли делать это самой?

– Не они первые, – идеально скрывая омерзение, проговорила танша.

– И, видимо, не в последний раз? – спросил Гистасп, обернувшись к женщине ростом ниже себя и взметнув бровь.

Бану еле заметно качнула головой:

– Я узнала достаточно. Осталось придумать, как отбить атаку восьмитысячной громады, имея в тылу укрепленный город врага, – выговорила ровно. – И поверь, Гистасп, если мне это удастся, если больше двух с половиной тысяч северян смогут выжить, я спокойно смирюсь с клеймом убийцы, наемницы, палача – кого угодно – столько раз, сколько потребуется.

Прямо глядя в ночь, тугая как розга, Бансабира слушала недалекий лай волкодавов из псарен, зная, что сегодня опять ляжет спать с рассветом. Если вообще ляжет. Стоявшие ближе всех Дан и Гистасп видели, как промеж танских бровей в кожу врезалась хмурая продольная черта.

Осажденные слишком сильно полагались на спешащее на выручку подкрепление. Потому что больше полагаться было не на что – под стенами стояла Мать лагерей с двадцатью семью сотнями диких северян. Все, что им оставалось, – тянуть оставшиеся крохи провианта до прибытия помощи.

А между тем засеянные за стенами поля нуждались в обработке.

– Полагаешь, из этого что-то выйдет? – мрачно спросил Гобрий Гистаспа, наблюдая, как, ведомые Сертом, удаляются отряды северян общей численностью в четыреста клинков.

– Поверь, если не выйдет, нам будет уже все равно, – хмыкнул в ответ блондин. – Но использовать теснины неподалеку – не самая глупая из ее затей.

– Главное, чтобы проход промеж отрогов уже не был занят. Надеюсь, она не думает, что ей первой пришла в голову мысль разместить там засаду! В противном случае все четыре сотни перережут, как баранов.

– Все же считаю, что должен вступиться за Серта, – добродушно отозвался Гистасп. – Он, конечно, явно командир средней руки, но не такой уж и баран, как ты говоришь. Уверен, ему хватит мозгов заслать полдюжины человек разведки, прежде чем самому лезть в пекло.

– А если там и впрямь пекло? Ты знаешь, что она приказала делать в случае уже готовой засады?

Гистасп пожал плечами:

– Я знаю, что если Серт, как и все мы, не будет действовать стремительно, мне уже не удастся поесть груш из нового урожая. А хотелось бы, – мечтательно протянул мужчина.

– Тебя вообще хоть что-то волнует? – Гобрий едва не отшатнулся от товарища, прекрасно зная ответ. Командиры спустились со стены на пустырь за фортом. За раскинувшимися шатрами, вдалеке, свободные солдаты рыли траншеи, чтобы обезопасить себя хоть немного от атаки с тыла.

– Еще как. Например, урожай груш. Его еще почти полгода ждать, а я уже изныл.

Гобрия затрясло. Заметив это, Гистасп вздохнул:

– Гобрий, что бы мы ни думали обо всем этом, все, что мы можем делать, – просто следовать за ней. Ты сам давно понял, танша смотрит на войну не так, как мы. Советовать ей что-то бесполезно почти во всех случаях. Когда ей нужен совет, она спрашивает, а в этот раз просто раздала приказания. Да и, по большому счету, разве есть другие варианты выжить? Если подкрепление от Ююла зайдет нам в тыл – все кончено. У нас за спиной и без того сидят обозленные оранжевые. Поэтому я согласен с таншей – остановить эти восемь тысяч надо до подхода к форту. А значит, остается только зажать их между стеной, горным проходом с засадой Серта и…

– Да ни один здравомыслящий командующий по доброй воле в ущелье не сунется! Что за наивность?!

– Гобрий, – почти разочарованно произнес Гистасп, – у нас нет вариантов, кроме как отступить и пасть под ударами преследователей, которые всяко рванутся следом, или – дать бой, поставив на кон все. Шансов помереть у нас больше в любом случае, так что стоит хотя бы попытаться. Вдруг получится.

Гобрия все эти рассуждения ни в чем не убеждали. Разве что в том, что таншу надо выдать замуж и убрать от управления войском. И что на него нашло несколько недель назад, когда ему казалось, что она наконец образумилась?

– Насколько я знаю, – нехотя продолжил Гистасп, – часть войск послана для удара рыжим в арьергард. А вчера ночью Ри с отрядом вывез приличный запас награбленного в стан врагу.

– Подкуп?!

– Видимо. Гобрий, ты лучше всех в нашем лагере знаешь, что воевать честно нельзя. Так почему ждешь этого от танши? Только оттого, что она женщина и ей не следует марать рук, как нам?

Гобрий рассыпался в каких-то комментариях. Гистасп не слушал – если уж кто и знал лучше всех в лагере, что воевать честно не просто нельзя, но даже в некотором роде запрещено, так это он сам. Например, сейчас даже давнему соратнику, которого знал как облупленного, не счел нужным сказать, что золото для врага танша выгребла не только из своих, но и из сундуков командиров. Всех, кроме Гобрия, который, как бы ни выпячивал грудь, все же был редким собственником до золота и – чего греха таить – на поверку оказался вороват.

О том, почему к этому золоту, отправленному двум из восьми командиров врага, танша запретила прикасаться вообще кому бы то ни было из своих, Гобрию тоже лучше не знать. Пусть думает, что это само собой понятно – упрут ведь! – даже не догадываясь, что танша две ночи вместе с Гистаспом и Одханом с колоссальной осторожностью обрабатывала каждую монетку и каждый обруч-воротник каким-то густым концентрированным ядом из личных запасов. Судя по комментарию, яд действовал очень неспешно и обнаруживал эффект не раньше чем через сутки или даже двое.

Не стоит Гобрию знать и о том, что еще двум командующим рыжих Бану через шпионов отправила добавки к вину и чаю (каждому по предпочтениям), которых нельзя обнаружить в питье и которые не вызывают видимых нарушений, если не считать постоянно усиливающегося чувства тревоги, дрожи в руках и беспричинной подозрительности во всем. «Трудно идти за командиром, который боится воевать, не так ли?» – спросила Бану у Гистаспа, который обнаружил это ее деяние по чистой случайности. Иначе – не знал бы и он.

И, несмотря на все приготовления, Бану боялась как никогда за то время, что провела с войском. Особенно потому, что знала – запасы-то у нее невелики. В еще одно подобное нападение, в случае необходимости, тормозить врага ей будет нечем.

– Я, кажется, сказал закончить с этим к полудню! Какого пня вы копаетесь так долго?! – раздался голос Юдейра с той стороны, где разрывали ров. Гобрий мгновенно утих, командиры обернулись.