Книга Жили-были двое - Екатерина Риз

— Да нет, мы с ней даже выпили. За перемирие. И всё вроде бы шло нормально…

Саша наблюдала за выражением его лица, пока Толя говорил, не удержалась и перебила его, чтобы переспросить:

— А она пила за перемирие или за примирение?

— В смысле?

Она смотрела на него и молчала, ждала, когда до Ефимова доходить начнёт. И в тот момент, когда его брови поползли на лоб, кивнула, подтверждая собственные догадки. А Толя негромко выругался, после чего сказал:

— А я-то думаю, чего она так резко в лице переменилась?

— И от чего?

— Ну, я после заговорил о том, что ты переживаешь, что мне это не нравится, и, вообще, негативно сказывается на атмосфере в доме. И после этого я сразу был обозван «скотиной».

Саша снова вздохнула, это было плохо, но куда хуже, когда взгляд настороженный, а вот сейчас Сашины глаза смеялись.

— Толя.

— Что?! — воскликнул он, и тут же тон сбавил, вспомнив, что Митя спит. — Я хотел, как лучше.

— Мы бы всё равно помирились.

— Когда?

— Когда-нибудь.

— А я хотел, чтобы сегодня. Чтобы ты перестала об этом думать. — Он руку протянул, коснулся её щеки, потом ладонь переместилась на Сашину шею и чуть надавила, заставляя её наклонить голову ему навстречу. Через секунду они коснулись друг друга носами, встретились глазами. — Я всё испортил?

Саша разглядывала его, старалась собраться с мыслями. Потом за шею его обняла.

— Ты из-за меня к ней поехал?

Толя едва заметно поморщился.

— Саш, что за мысли? Губительные какие-то, для моей психики. Конечно, из-за тебя. Не могу я видеть, что ты переживаешь, а проблема не решается. — Скромно улыбнулся. — От меня из-за этого отвлекаешься. Куда это годится?

Саша сама его поцеловала, но без пыла, очень нежно и крепко прижалась губами к его губам. А Ефимов тут же прижал её к себе, положив ладонь на Сашин затылок и окончательно портя ей причёску.

— Я люблю тебя. Не сомневайся во мне, — попросил он. — В моём юношеском идиотизме, кроме меня, никто не виноват. Я дурак.

— Люблю дураков.

Только отстранился, посмотрел удивлённо.

— Что это значит? Каких ещё дураков? Ты только меня любишь!

Саша рассмеялась, правда, сквозь душившее её волнение. Но затем подтвердила:

— Только тебя люблю.

Они смотрели друг другу в глаза, затем вместе улыбнулись. А Ефимов ещё и захохотал.

— Видимо, другого такого дурака нет.

— Тише, Толя, — шикнула на него Саша. Из-за стола поднялась, наконец, занялась обедом, поставила на газ кастрюлю с борщом. А Толя заглянул под салфетку, которой была накрыта тарелка с пирогом. Кинул на Сашу изучающий взгляд.

— Малыш, боюсь, мне придётся завтра уехать. — Она обернулась, устремила на него внимательный взгляд, и Толя пояснил: — В Москву надо.

Саша старательно давила в себе разочарование, вспыхнувшее в душе, как молния, и сделать это старалась, как можно скорее.

— Надолго?

— Дня на три-четыре. Прямо надо.

Пришлось кивнуть и выдавить из себя улыбку.

— Раз надо, значит, поезжай.

— А ты справишься одна? Митька болеет…

Вот тут Саша улыбнулась вполне искренне.

— Конечно, справлюсь. Я бы да не справилась…

— Да, ты бы да не справилась, — передразнил её Ефимов, поднялся, подошёл к Саше и прихватил ту за бока. — Ты со всем справишься. Я тебе совсем не нужен?

— Очень нужен, — заверила его Саша, прекратив отталкивать щекотавшие её руки. Да и Толя к этому моменты уже просто обнял её, прижался губами к Сашиному виску.

— Что тебе привезти?

— Себя мне обратно привези. — Быстро поцеловала его в подбородок, затем указала рукой на стол. — Садись, всё горячее.

Ефимов сел и потёр ладони в предвкушении вкусного обеда.

— Как я четыре дня проживу на холостяцких харчах?

— Это ты про любимый «Харпер»?

Ефимов смерил её выразительным взглядом.

— Не ехидничай. Не я виноват, что здешний «Харпер» не пришёлся мне по душе.

— Конечно.

— Конечно! Раз некоторые пялятся, никакой совести у людей.

— Толя, что ты выдумываешь?

— Мне лучше знать.

Саша головой качнула.

— Ты болтун.

Уезжать было тяжело. Ещё из-за того, что Митя, узнав о его предстоящем отъезде, с вечера раскапризничался, хотя это было больше от температуры, но его с трудом удалось успокоить. Не плакал, но хмурился и без конца жаловался, находя для этого всё новые и новые причины. Помогло только обещание привезти ему из Москвы настоящий костюм олимпийской сборной, какого ни у кого из друзей не было, и то, что Саша почти час читала ему любимую историю про рыцаря. А Ефимов всё это время сидел в кресле напротив, и вместе с сыном слушал Сашин голос. А перед поцелуем на ночь, зная, что утром Митю не увидит, уехать планировал рано, сказал:

— Ты можешь звонить мне в любое время.

Митя кивнул, не открывая глаз. Но затем спросил:

— Где ты будешь там жить?

— У меня в Москве квартира есть. Мы поедем все вместе, когда ты выздоровеешь, договорились?

— Да.

— А пока ты за главного. — Волосы сына пригладил, потом поцеловал в лоб. — Спи, герой. Я буду по тебе скучать.

Митя зевнул.

— И я по тебе, пап.

Стало трудно дышать, совершенно неожиданно, Ефимов даже кашлянул. Но поцеловал Митю ещё раз и затем только поднялся. Раньше думал, что сентиментальность приходит с возрастом, но оказалось, что с появлением детей.

Сашка тоже переживала, хотя старательно это скрывала. По крайней мере, она думала, что ей это удаётся. Но Толя видел, замечал, сколько усилий она прикладывает для каждой улыбки. Поэтому, выйдя из детской, сразу подошёл к Саше, проигнорировав возмущённую безмолвную вибрацию своего телефона на столе. Подошёл и положил Саше на плечи руки, чуть навалился на неё, заигрывая.

— Малыш, я вернусь через несколько дней. — Потёрся носом у неё за ухом. Сашка фыркнула от щекотки, но зато улыбнулась, вполне искренне на этот раз. Но объяснение всё-таки вышло нервным.

— Ты в первый раз уезжаешь.

— Первый, но далеко не последний. Иногда приходится покататься по стране.

Саша развернулась в его руках, посмотрела Толе в лицо. Потом на цыпочках приподнялась, чтобы обнять его.

— Там у тебя другая жизнь.

Ефимов качнул головой и улыбнулся.