Книга Секира и меч - Сергей Михайлович Зайцев

Никого из старых знакомых Глеб не искал, ибо первое время хотел побыть в одиночестве. К Трифону пойти пока тоже не решался, так как имел опасения, что начальник стражи подумает о нем, как о человеке непоследовательном, мечущемся: дескать, пришел, потом ушел и снова явился.

Глеб как раз раздумывал, кому бы предложить свою службу, когда случайно встретил в Филадельфии Велизария. Оба были рады этой встрече и, как водится, захотели отметить ее за чашей вина.

В какой-то таверне Глеб и Велизарий нашли тихий уголок, взяли два кувшина молодого вина и пустились в воспоминания о днях былых: о их той самой первой встрече на темной улочке Перы, о совместной службе… Потом поговорили о крестоносцах, Глеб рассказал о походе. А Велизарий похвалил его новую красивую одежду.

Потом Велизарий сказал:

— Ведь ты как был декарх, так декарх и есть. Почему бы тебе не вернуться в стражу?

Глеб с некоторым колебанием ответил:

— Опасаюсь, что Трифон надо мной посмеется. Скажет: пришел — ушел… Скажет: суетится…

При этих словах Велизарий покачал головой:

— Трифон никогда уже не посмеется… Даже если будет очень смешно.

Глеба насторожил тон, каким это было сказано:

— Не понимаю, что ты хочешь сказать.

— А то и говорю: нет больше Трифона.

— Как нет? — от неожиданности Глеб выронил чашу, и вино, как кровь красное, растеклось лужицей по столу.

Велизарий отвел глаза:

— Погиб Трифон.

Страшно опечалила Глеба эта весть.

— Сплошные смерти окружают меня.

— Такие уж трудные времена, — обронил Велизарий.

— И побратимы мои погибли, и Гийом, и другие… и теперь вот Трифон!..

Между тем Велизарий рассказывал:

— Это случилось на скачках, на Ипподроме… У Трифона вдруг споткнулся конь. Трифон не удержался в седле и на повороте… головой в бортик. Сразу насмерть. Даже не вскрикнул. Вот как получается в жизни. Непобедимый был воин. Ты это хорошо знаешь, Глеб. А погиб так глупо. И бесславно… Из-за того, что споткнулся конь.

Так поразило Глеба осознание кончины Трифона, что он оказался совершенно выбитым из колеи. И разговаривать с ним о чем-нибудь дальше не было никакой возможности. Поэтому они с Велизарием расстались, даже не допив купленное вино.

Глеб долго бродил по улицам города, неуютным и малолюдным в эту пору года, и скорбел по Трифону.

В душе у Глеба будто образовалась некая пустота. Она виделась ему пустотой в прошлом, пустотой и в будущем и большой сквозящей дырой в постылом настоящем. Родилось такое ощущение, будто было Глебу хорошо и покойно, будто он твердо стоял на земле и был уверен в своих силах и вдруг с безоблачного неба посреди благодатной тишины каркнула в самую душу ему ворона, и увидел он, что небо мертво, за спиной сплошная смерть, а впереди разверзлая могила. И подумал Глеб, что Трифон значил для него нечто большее, чем просто начальник стражи. Трифон был для Глеба, как порог, через который он однажды переступил, переходя из состояния обыкновенного драчуна и задиры в состояние воина. И еще Трифон был — как пояс силы, который внезапно порвался. И Глеб почувствовал свои незащищенность и беспомощность. Ибо рухнул один из столпов, на который он, не ведая того сам, опирался.

Глеб надолго заперся в комнатах…

Целыми днями он сидел у окна на огромном дубовом стуле, напоминающем трон, и пил вино. С тоской смотрел Глеб на море — то белесое хмурое, когда дует ветер, то свинцовое мрачное, когда небо опрокидывало в него потоки дождя или снег, то серебристое холодное, когда на минуту проглядывало солнце… Иногда по морю проплывали корабли, но не становился оттого живее взгляд Глеба.

Однако всему приходит конец. И однажды чаша тоски была выпита до дна. И опротивело Глебу вино. Он поднялся со стула и закрыл окно. Это было на исходе первой трети зимы.

Выглянув за дверь, Глеб кликнул какого-то мальчишку и велел ему привести ментора. Мальчишка знал, что этот молчаливый человек, дни напролет проводящий у раскрытого окна, очень богат. С этим знанием ему удалось без труда отыскать хорошего ментора.

Уже к вечеру, очень рассчитывая на подарок, мальчишка постучался в дверь:

— Вот, кюриос! Ментор.

Вслед за мальчишкой вошел старик — весьма непримечательного вида. Впрочем очень редко встречаются примечательные старики.

Он спросил:

— Что хотел кюриос?

Глеб, одарив мальчишку монетой, подвел старика к столу:

— Кюриос хотел овладеть греческой грамотой.

— Тогда приступим, — и старик достал из-под платья книги.

Он, и правда, был хороший учитель. Поэтому к середине зимы Глеб постиг уже немало премудростей грамоты и за один присест мог, не особо утруждаясь, прочитать страницу.

Щедро расплатившись со стариком, Глеб купил у одного монаха в скриптории две книги. Эти книги только что переписали, на последних страницах едва-едва просохли чернила. За книги Глеб заплатил даже больше, чем за коня, который дожидался лета в стойле. Очень дороги были книги. И у Глеба осталось денег в обрез — прожить без забот зиму, прожить ее, сидя у окна или светильника, разбирая одно за другим писанные красивыми буквицами слова. От инициала до точки, от альфы до омеги…

«Одиссея» — так называлась первая книга; она написана была, или напета, древним поэтом, слепым Гомером. «Поход Александра» — книга вторая, ее автор — Арриан.

Обе книги пришлись Глебу по душе. В первой его весьма позабавила выдумка греков с деревянным кораблем, а вторая живо напомнила ему поход крестоносцев; про Александра, царя македонского, Глеб к тому времени уже много слышал: о нем ему рассказывали греки из стражи, коротая долгие ночи на стенах и башнях, о нем ему поведали целые сказания латиняне, сидя у костров. И многие страницы книги показались Глебу знакомыми, как будто в Александре он встретил старого друга.

Поскольку книги Глебу полюбились, он попросил переплетчика им сделать переплет из крепкой козловой кожи.

Так, за чтением, и прошла зима…

Глеб еще не раз встречал в городе Велизария, и тот все время звал Глеба в стражу. Но Глеб всякий раз отказывался. У него были уже свои планы: он надумал возвращаться на родину. А так как в Константинополе у него никого из близких не оставалось, то и прощался он с этим великим городом без особого сожаления. Постоял на Галатском мосту, с которого когда-то ловил с побратимами рыбу, прошелся по кривым улочкам Перы, поскорбел над могилой Трифона, потом, помолившись в каком-то храме, вывел застоявшегося коня за город и поехал, не оглядываясь…

Уже вовсю цвели сады, когда Глеб приехал к знакомому монастырю, что спрятался меж двумя холмами. И название его вспомнил — монастырь Святой Ирины. Что-то изменилось здесь, и Глеб долго не мог понять, что. Потом догадался: ведь сейчас была весна; звонко и весело пели птицы, буйствовала природа, травы были сочны, луга тучны; по этим лугам во множестве ходили отары, позванивая колокольцами.