Книга Змеиное гнездо - Томас Гиффорд

– Это еще почему?

– В вашем возрасте пора бы знать: ничто никогда не кончается.

Фильм завершился классическим кадром: Хэзлитт один уходит по айовским полям в закат под звук труб Аарона Копланда, восславляющих его провидческое величие, и голос Шермана Тейлора, срываясь со звуковой дорожки, произнес:

– Мне трудно поверить… никогда не увидим… такого, как он.

Потом мелодия перешла в «Прекрасную Америку», которую заглушили бурные аплодисменты, будившие эхо в гигантском зале – съезд воздавал дань памяти Боба Хэзлитта и скандировал, требуя Шермана Тейлора. Наконец толпа затихла, давая слово священнику самой большой протестантской конгрегации Чикаго, и тот объявил минуту молчания для молитвы за павшего вождя, после чего вслух произнес молитву за ушедших. Его гулкий голос наполнил зал, и шумные делегаты притихли.

Когда он закончил и над подиумом снова зажегся свет, на середину сцены вывезли предмет, замеченный Дрискиллом на трейлерной площадке. Он развернулся, словно взорвавшись: громадный флаг США с портретом Боба Хэзлитта посередине, а вокруг портрета, хлопая, взрывались разноцветные хлопушки, дымок уносило ветром. Кто-то додумался закончить торжественное прощание с Бобом не молитвой, а небольшим фейерверком, таким ярким, что зрители невольно разинули рты. Цвета не меркли, хлопушки продолжали взрываться, а за ними развевался, словно на ветру, белый шарф Боба. Дальнейшее утонуло в восторженных воплях и овации.

Дрискилла зажали в толпе, он с трудом продирался между людьми, не отводя взгляда от подиума, возвышающегося футов на двадцать над головами и отгороженного пуленепробиваемым стеклом на случай, если в великом множестве людей отыщется маньяк-убийца. Лазерная установка, скрытая за сценой, передавала речь оратора на эту пластину и на экран, встроенный между опорами трибуны.

Шаг за шагом он перебирался от делегата к делегату, шаря глазами по лицам, особенно пристально разглядывая кучки морских пехотинцев. Делегация Айовы, делегация Индианы, Канзаса, Кентукки, Иллинойса… Вот он, прямо впереди, все еще в полной форме и еще больше, чем раньше, похож на парня с вербовочного плаката. Лицо лучится здоровьем, никакого грима, молодой, уверенный в себе человек. Кажется, он командовал группой морских пехотинцев, окруживших Шермана Тейлора, готового прошествовать к сцене. Вот он отступил в толпу. Кортеж Тейлора медленно прошел мимо, направляясь к взрывающемуся флагу…

Боханнон.

Дрискилл завяз, пробраться нечего было и думать, оставалось хоть не терять его из виду. Боханнон, как призрак, растворился среди людей в такой же форме, и если в зале был человек, способный на убийство президента, так только он – фанатик, человек, уверенный в своей правоте, – и Дрискилл не спускал с него глаз.

Вцепившись в него взглядом, Бен расталкивал плотную кучку делегатов, и тут Боханнон обернулся, словно услышав предостережение, всмотрелся в толпу, скользнул взглядом над головой поспешно пригнувшегося Дрискилла, а когда тот поднял голову, Боханнон смотрел прямо ему в лицо: Бен увидел светящиеся глаза, ощутил стальное безумие, а потом взгляд Боханнона ушел в сторону. Глаза… глаза слезились, вспомнил Дрискилл. Он заметил еще в Айове: контактные линзы, как видно, беспокоили Боханнона. А теперь он вынул линзы, словно говоря: мне уже все равно… вот я… приходи и бери.

Боханнон продвигался сквозь толпу, его мундир сливался с другими, он двигался, как неумолимый вестник рока. Зал был освещен очень тускло, красные, белые и голубые лучи прожекторов один за другим проходили по сцене. Дрискилл дьявольскими усилиями удерживал призрака в поле зрения, пытался сократить разрыв. Господи, кто из этих? А, вот он, но расстояние не уменьшалось; Боханнон упорно рвался к сцене, а там, на сцене, что-то происходило, делегаты сошли со своих мест, во всяком случае некоторые, и напирали, смешиваясь с морскими пехотинцами, а затем где-то в конце зала взорвался и покатился вперед мощный приветственный крик. Президент Соединенных Штатов незамеченным выскользнул на сцену и махал толпе, широко улыбался, блестя зубами на загорелом лице, приглаживал ладонью светлые волосы и казался в своем безупречном синем костюме почему-то куда более простым и доступным, чем обычно бывают президенты. Обычный участник съезда Демократической партии, почти один из них, человек из толпы. Почти.

Дрискилл ощутил его огромное обаяние: факт, истину, которая легко забывалась в свалке претендентов на место. Боннер заговорщицки помахал рукой, улыбнулся толпе, словно только что пригласил каждого на семейную вечеринку. Оркестр грянул «Тихий, тихий, тихий вечер», и толпа закачалась в такт, подпевая словам «скажи им, что я буду там»… Боннера узнавали, как узнают рок-звезду, его харизма коснулась каждого, и через несколько минут он медленно погасил улыбку и вскинул руки, утихомиривая крикунов.

Боханнон проталкивался все дальше, но Дрискилл медленно нагонял, пытался подобраться вплотную, хотя сам не знал, что будет делать, если ему это удастся, но готов был сделал хоть что-то, и тут Боханнон начал действовать, а президент начал говорить, и Дрискилл понял, что время истекло, что это может случиться в любую секунду. Это последнее убийство Боханнона, и тот не промахнется.

– Вы знаете, что мне не положено появляться здесь в этот вечер… – Голос Боннера прервал шквал рукоплесканий. – Но для меня это – особая минута. Не волнуйтесь, слухи, которые дошли до вас, не лгут, мы внесли изменения в программу съезда. Сегодня мы произнесем предвыборные речи и проведем голосование, сколько бы оно ни заняло… А завтра избранный вами кандидат придет сюда и обратится к вам… Но сегодня я здесь для того, чтобы отдать дань уважения отличному американцу, которого мы лишились слишком рано, достойному противнику, человеку, которого я всегда уважал за его прямоту и готовность испытывать новые пути, рисковать, принимать смелые решения… – Он сразу обезоружил сторонников Хэзлитта, утопив их в искренности и товарищеских чувствах.

«Хорош!» – подумал Дрискилл.

– Вы все уже слышали, что Боб Хэзлитт и я – из любви к нашей великой стране и к нашей великой партии – в последнее воскресенье зарыли топор войны. Он был как нельзя более живым, когда я говорил с ним по телефону – он остался доволен разговором с представлявшим меня Беном Дрискиллом и сообщил мне, что рассчитывает на совместную работу в оставшиеся месяцы подготовки ко второму сроку. Мы обсудили его возможность стать моим заместителем, в то время как великий американец Дэвид Мандер стал бы нашим послом в Организации Объединенных Наций. Мы рассчитывали обсудить все в подробностях на этой неделе… И тут мы потеряли Боба, судьба решила по-своему.

Толпа морских пехотинцев и сторонников Тейлора заволновалась, они начали топать ногами и скандировать имя Тейлора. Президент угомонил их движением ладони.

– Вы слышали также, что генерал Тейлор вышел к нам с предложением заменить Боба Хэзлитта, занять его место в списке демократов, сплотить нас всех…

Дрискилл поразился: как четко ухватил Чарли силу простейшей лжи, созданной неразберихой, как ловко воспользовался смятением в умах слушателей. Толпа раскалывалась, сторонники Тейлора махали и кричали, сторонники Боннера скандировали: «Боннер еще раз, Боннер еще раз!», какой-то из оркестров заиграл «Счастье к нам вернулось». Где-то впереди кого-то ударили, завязалась драка, и туда, увязая в толчее, торопились офицеры охраны.