Книга Конец «Русской Бастилии» - Александр Израилевич Вересов

месте, куда тебя поставили. Никогда ведь не знаешь наперед, где завтра будет самое жаркое дело.

В эти дни, после изматывающих душу тревог, отовсюду шли хорошие сообщения. В Центральной России Красная Армия освободила Орел. Иустин с этой победной сводкой отправил в полки всех своих помощников. Бойцы должны знать, что белые откатываются…

Под Питером Юденич топтался на месте. Ему не удавалось продвинуться ни на шаг дальше подножия Пулковской горы и станции Сергиево.

Однажды утром в штабе участка приняли сводку: Детское Село и Павловск наши. Юденич отступает.

Иустин вскочил на коня, который всегда под седлом стоял у штабной хаты. Комиссар торопился поздравить бойцов с близкой, теперь уже несомненной победой. Но не успел даже ноги сунуть в стремена.

Его срочно позвали в аппаратную. На проводе был Шлиссельбург. В первый раз Жук подосадовал на ладожцев: эк ведь не вовремя звонят. Наверно, грузовики попросят или насчет картошки похлопотать, или еще что-нибудь. С другого конца провода женский голос что-то кричал, захлебываясь в рыданиях. Иустин ничего не мог разобрать. Он даже не сразу сообразил, что с ним говорит Мария Дмитриевна Чекалова.

Потом по обрывкам фраз все понял… Медленно положил трубку. Пошел к дверям. И вдруг телеграфисты и телефонисты, все, находившиеся в аппаратной вскочили с мест. Они увидели, как тот, кого привыкли считать человеком несгибаемым и кого называли «железным комиссаром», остановился, припал лицом к дверному косяку. Плечи Иустина тряслись.

— Микола! Ох, Микола, друже мий!.. — только эти слова и услышали в аппаратной.

Никто не знал, какая беда обрушилась на комиссара. И никто не знал, что он плачет во второй раз в своей жизни, — впервые, когда прощался с родным братом, и сейчас — прощаясь с названым…

Всякое горе человеку легче развеять с глазу на глаз: ты да горе. Но недолго Жуку довелось быть наедине с мыслью о погибшем друге.

В тот же час в Комиссарову хату постучал начальник оперативного отдела, бывший штабс-капитан, пожилой человек с подстриженными «ежиком» густыми волосами.

Иустин подвинул ему табуретку. Сам остался стоять.

Начальник оперативного сообщил о только что полученном донесении разведчиков. В тылу врага обнаружена подозрительная передвижка частей.

— По всей видимости, — высказал предположение бывший штабс-капитан, — появился Эльвенгрен со своими головорезами.

Долго член Военного совета и начальник оперативного отдела рассматривали карту. Затем верхами оба уехали в разведбатальон. Вернулись вечером. Иустин по прямому проводу связался с штабом фронта.

— Необходимы подкрепления! Как можно скорее — подкрепления! — требовал Жук.

Обстановка складывалась грозная. Очевидно, противник готовил удар с выходом на Левашово, Парголово, Удельную. Опять, опять на планшетах белых штабов стрелы упираются в Петроград!

Только бы не прозевать первый нажим. Повсюду выставить заслоны. Усилить рубеж. Передвинуть артиллерию поближе к первой линии…

Ночью прибыл состав с подкреплением. Почти все — необстрелянные новички. Их распределили по взводам, чтобы молодые красноармейцы воевали бок о бок с ветеранами.

Одновременно штаб участка получил приказ: держаться наличными силами до подхода Московского коммунистического батальона и рот Тульского полка, перебрасываемых с других участков Петроградского фронта. Москвичи и туляки уже в пути. Это ободрило Жука. Состав, доставивший пополнение, загнали в тупик. Паровоз прицепили к бронелетучке, укрытой в лесу. Это были простые платформы, загороженные по бортам железными листами. На платформах — пулеметы: «максимы» и «кольты».

Жук примкнул к группе командиров, отправлявшихся в рекогносцировку. Они спустились в заросшую кустарником низину. Невдалеке синела Куйвозовская гряда. Сначала шли, потом ползли. За болотной речкой услышали голоса, увидели тлеющие костры, нанесло дымок походных кухонь. Двинулись вдоль речки. Враг был тут. Это главное, что должна была подтвердить рекогносцировка. Белофинны стягиваются именно здесь.

На участке слишком мало сил, и они разбросаны на огромном расстоянии. Против кулака белых нужно сжать покрепче свой кулак. Но вдруг Эльвенгрен будет наступать не тут, а в другом месте?

Из разведки Жук возвратился в штаб, почти уверенный в направлении главного удара.

Бой начала артиллерия. Пришли сообщения из отрядов первой линии. Просят огневой поддержки. Потери пока не слишком велики. Но вот белофинны захватили две деревни — Никулясы и Вуолоярви. Натиск усилился.

Только бы выдержали наши заслоны. Только бы не замешкались, не растерялись новички, те, кто принимают сегодня боевое крещение.

Эту мысль Жук додумывает уже в седле. Он нахлестывает коня, бесящегося под нагайкой. Чем ближе к железнодорожной линии, тем плотней роятся пули. Иустин спешился. Бежит к водонапорной вышке.

Одним прыжком вскочил на платформу и похолодел, увидев, что происходит. Бойцы отступали из низины. Одни вели раненых. Некоторые отстреливались. Другие были без винтовок.

Комиссар встал на перила, чтобы все его видели. Он поднял над головой руки, сжимая в правой маузер.

— Слушайте меня! — кричал он голосом, который не могли заглушить ни стрельба, ни орудийный грохот. — К нам на помощь идут большие силы. Нужно продержаться всего несколько часов… Тот, кто уходит отсюда, предает Петроград! Хотите, чтобы враг в крови распинал наш родной город? Хотите, чтобы виселицы появились на Невском? Хотите, чтобы белое офицерье вырезало звезды на живом теле ваших матерей? Тогда уходите!

Бойцы останавливались послушать, что кричит этот человек — громадина с черными, сверкающими глазами.

Вокруг Иустина собралась небольшая группа бойцов. Спокойствие и распорядительность этой горстки людей действовали лучше всяких слов. Жук расхаживал по платформе, не обращая внимания на пули, плющившиеся о каменные столбы. Просто некогда было думать о пулях. Надо собрать отступавших и, пока не поздно, вернуть на позиции.

— Бронелетучку — к бою! — яростно крикнул Иустин.

Ему не было дела до того, что впереди, перебегая путь, уже появились белофинны. Он смотрел на густое облако, взлетевшее над колеей, где стояла бронелетучка. Он сунул маузер за отворот шинели, готовясь на ходу вскочить на паровоз. Иустин сделал шаг навстречу налетающему гулу колес. И упал. Стоявшим рядом показалось, что Жук споткнулся. Сейчас поднимется. Но он не поднимался.

Его повернули на спину. Разорвали гимнастерку. На груди сочилась алая струйка. Пуля попала в сердце…

Бронелетучка затормозила у платформы, обдав ее паром. С подножки соскочил машинист.

— Комиссар убит! — кричали бойцы, сгрудясь над телом Жука.

— Неправда! — упрямо сказал машинист. Лицо у него было темное от масла и гари. — Кто такое сказал?

Он вместе с подоспевшими кочегарами поднял Иустина на паровоз.

Воющий, бесконечно долгий гудок сотрясал воздух. Бронелетучка лязгнула колесами и двинулась, ускоряя ход. На врага! Кочегары в мокрых, просоленных потом рубахах, полными лопатами кидали уголь.

Комиссар, раскинув руки, лежал на железном полу. Кочегары шагали через него. Иустин вздрагивал, когда паровоз кренился на стыках. Беснующиеся в топке огни отражались в