Книга Охота на охотника - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не должен был умирать. И ей не следовало.
И тогда бы…
– Прошу прощения, – этот голос вывел из задумчивости. – К вам с визитом. Принять просят…
Эдуард Архипович с поклоном протянул серебряный поднос, на котором белел клочок бумаги. Визитная карточка. Точно. Она помнит, что эти карточки очень-очень нужны, но вот беда, позабыла зачем. Она, кажется, многое успела позабыть о мире.
– Еще как просят, – женский бодрый голос заставил вздрогнуть, и карточка, которую почти получилось зацепить неловкими пальцами, выпала на поднос. – Прямо-таки требуют.
Эдуард Архипович нахмурился.
Воспитанным гостям надлежало визитки оставлять внизу вместе с приглашением или гостевым билетом, чтобы хозяева смогли увидеть и обдумать, надобен ли им этакий визитер. Но рыжая девица вида пренаглого – только рыжие могут с этаким видом держаться – вместо того, чтобы дожидаться возвращения Эдуарда Архиповича внизу, поднялась в кабинет.
Огляделась.
Шляпку свою крохотную бросила на столик, отправила следом коротенькие перчатки на замочке и произнесла:
– Вы знаете, я боялась, что вы мне все-таки примерещились.
– Что вы себе позволяете?
Раз уж хозяйка молчала, Эдуард Архипович принял нелегкое решение выпроводить гостью самостоятельно и даже двинулся на нее с видом суровым, в котором человек, с мирностью характера дворецкого незнакомый, мог бы увидеть угрозу.
– Это вы, как мне кажется, позволяете себе чересчур много, – тихо произнес неприметный господин в сером чиновничьем мундирчике. Он огляделся, мазнул пальцем по пыльному подоконнику и велел: – Подите прочь.
– Я полицию…
В руке господина появилась золотистая бляха столь характерного вида, что Эдуард Архипович замолчал. Уйти? Следовало бы. И папеньку предупредить об этаком интересе конторы, с которою люди обыкновенные старались дел не иметь. Но как же хозяйка?
Бросить ее тут? Одну?
– Никто ей вреда не причинит, – сказала рыжая, тряхнув кудрями. – Напротив, мне кажется, ей нужна помощь…
– К ней ходит целитель.
– Пусть ходит, – рыжая взяла тонкую белую ручку, сжала, прислушалась. – И еще один заглянет, которому лично я верю, просто на всякий случай. Как вы?
– Я… не знаю, – голос у хозяйки был растерянный.
А еще она улыбнулась.
Не так, как прежде, когда от этой улыбки даже Эдуард Архипович вздрагивал и ежился, но обыкновенно, по-человечески. Робко так.
И с надеждой.
– Идите, Эдуард Архипович, – хозяйка обратила на него свой взгляд. – И пусть принесут чаю. Чай-то в доме остался?
– Обижаете.
– И к булочнику пусть кто сбегает… тут что-то с домом… разладилось, – она тихонечко вздохнула. – А я уже и не знаю, как это все назад… сладить. И вообще не знаю… и…
– Митенька, не сиди столбом, – рыжая повернулась к чиновнику. – Сходи за булочками, а то и вправду есть охота… и ты сам нынче без обеду. А во дворец когда еще вернемся.
Как ни странно, господин рыжую послушал. Вышел.
И Эдуарда Архиповича в коридоре за локоток прихватил. Огляделся и велел:
– Посылай кого за булками, а мы с тобою побеседуем… Скажи, что тут было?
Что было?
Кто бы знал, что было, но… Эдуард Архипович расскажет. И про хозяина с хозяйкою. Про то, как любил он ее, дышать-надышаться не мог. И она его… просто душа радовалась глядючи. А после приключилась беда, то ли проклял кто, то ли сглазил, но хозяйка на себя руки наложить попыталась. Вытянуть-то ее вытянули, да только не до конца, выходит.
С чиновником говорить было просто.
Он слушал превнимательно, под руки не лез и даже самолично смахнул с кухонного стола крошки. Он и чашки на подносе расставить помог, и булки, Марьяшкой принесенные, разложил красиво. И кивал, и поддакивал, отчего говорилось только легче.
А после пил крепкий чай.
Жевал маковый калачик и вместе с Эдуардом Архиповичем вздыхал по чужим загубленным жизням. Показалось, искренне.
– Я вас помню, – Хелена опустилась в кресло, которое предупреждающе заскрипело и под этим малым весом. – Здесь вы другая.
– И вы.
– Зачем вы пришли?
– Проведать. Я… мне самой сказали, что я долго не возвращалась, – рыжая потрогала губы, будто проверяя, на месте ли они. – И я помню, как… неуютно мне было в этом мире. Все казалось, что слишком он тяжелый… и даже мысли появлялись. Всякие.
Хелена кивнула.
Мысли и вправду появлялись. Всякие. Взять, к примеру, нож для бумаг и по запястью провести, выпустить красную кровь, не убивая себя – к чему пытаться вновь, если единожды не вышло, – но просто проверить, есть ли она.
– А я там пробыла всего-то ничего. Вы – куда дольше. К тому же… – рыжая отвела взгляд. – Мне показалось, что… его смерть для вас что-то да значила?
– Значила.
Соглашаться с кем-то легко, куда легче, нежели самой принимать решения.
– И что вы, возможно, совсем даже ей будете не рады.
– Буду. Не рада.
– Мне бы не хотелось, чтобы горе заставило вас совершить какую-нибудь глупость.
– Какую?
– Не знаю. Глупости, они трудно предсказуемы. Мне сказали, что вы не покидали дома… как в себя пришли, так и не покидали. Почему?
Смена темы была неприятна. Но рыжая теперь глядела прямо, выжидающе, и это раздражало. Появилось непонятное желание немедля выставить незваную гостью.
– А хотите прогуляться? – рыжая поднялась и протянула руку. – Сегодня погода преотменнейшая…
– А чай?
– Подождет.
Прогуляться Хелена не хотела.
Совсем.
Но почему-то позволила взять себя под руку. Тело ее, еще слабое, непослушное, тянулось к рыжей, будто чувствуя чужую силу.
Собственные почти иссякли. И целитель, когда Хелена спросила его про дар – пусть невеликий, но все одно ее собственный, – стыдливо отвернулся. Стало быть, надеяться на полное восстановление нечего. С другой стороны, новость вызвала лишь слабое огорчение.
У нее вообще стало сложно с чувствами.
– Осень уже… скоро дожди зарядят. Дождей я терпеть не могу… вообще-то, если вдруг вы забыли, меня Лизаветой звать… можно Лизой. Лизонькой вот лучше не надо, отчего-то раздражает, – она шла неспешно, рыжая Лизавета, от которой тянуло теплом. А его так не хватало в доме. – Когда дожди, то вечно тоска накатывает. Слышала, при университете кафедру новую открывают? Прикладной некромантии… церковь уже выступила с обличающей речью, а потом выяснилось, что управлять будет монах…