Книга Хафиз и султан - Самид Агаев

– В каком смысле?

– В прямом.

– Понятно. Вместо того, чтобы приготовить ужин, она пошла в баню.

Стукнула входная дверь и во двор вошла рассерженная Лада.

– Ты, почему ужин не приготовила? – спросил Егорка.

– А я тебе в повара не нанималась, – отрезала сестра.

– Что это ты такая злая? – спросил Егор, – в бане воды не хватило горячей?

– Нет, не угадал, воды хватило, но только какой-то падар-сохтэ на моих воротах крест нарисовал [166].

– Крест? – удивился Егорка, – и что это значит?

– Как что, не соображаешь? Они метят дома иноверцев, христианам кресты ставят, иудеям звезды Давида. К погромам готовятся.

– Но ты же не христианка, – ухмыльнулся Егорка.

– Вот это и обиднее всего. Я мусульманка, – гордо сказала Лада, – и я этого так не оставлю. Пойду к имаму.

– И что ты ему скажешь?

– Как что? Я пожертвования вносила, пусть отрабатывает. Я пять овец купила и передала ему в качестве вакфа.

Егорка, не слушая сестру, вышел на улицу.

– Али не вернулся? – спросила Лада у Йасмин. Та молча покачала головой.

– Как нет? – воскликнула Лада. – Ох, не нравится мне все это, не нравится. Видно, в самом деле, уезжать придется. А повар не вернулся?

– Нет.

– Негодяй, а ведь, как он умолял меня взять его на работу. Милая, а ты случайно готовить не умеешь? Только не обижайся ради Бога, я помню, что ты из благородного семейства. – Я-то точно не умею. У меня другая специальность. Может, вдвоем что-нибудь состряпаем? Я в бане щербету с халвой поела. А Егорка ведь не отстанет, да и ты, небось, голодная. Надо было тебе со мной в баню пойти.

– Пойдем, я приготовлю еду, – сказала Йасмин, – поможешь мне.

– Ты умеешь готовить? – изумилась Лада, – невероятно. Где ты научилась? Неужели тебя в доме заставляли готовить?

– У нас с отцом в жизни был трудный период. Пойдем на кухню.

Стукнула дверь входных ворот, и через некоторое время в дом вошел Егорка.

– Вот вы где. На соседних воротах крестов нет, – сказал он, – звезд Давида тоже не наблюдается. Я обошел все двери зиммиев. [167] Крест только на наших воротах. Когда я шел домой, креста не было.

– Это не погром, это что-то другое, – вдруг произнесла Йасмин, – кажется, я догадываюсь, что случилось с Али. Он в руках у разбойников. Но как они нас выследили? Вчера креста не было, он появился после того, как пропал Али. Значит, они его пытали, и он сказал, где остановился.

– Не будем судить его за это строго, – сказал Егорка, – под пыткой трудно промолчать.

– Тебя тоже пытали? – спросила Лада.

– Было дело.

– Сознался?

– Нет.

– Ну, вот видишь.

– Мне просто не в чем было сознаваться. Я бы и рад был.

– Егорка, они следили за тобой, – продолжила Йасмин. – Ты был на правильном пути, когда вломился в гостиничный номер.

– Но его там не было.

– Они его держат в другом месте, если он еще жив.

– Дивлюсь я твоему хладнокровию, – сказала Лада, – что значит порода. А зачем крест нарисовали?

– Чтобы в темноте не перепутать. Они придут ночью.

– И что мы будем делать?

– Мы должны нарисовать кресты на соседних воротах или стереть крест на своих, чтобы они запутались.

– Пятно останется, ворота грязные, – сказала Лада, – лучше на остальных нарисовать.

– Ворота соседей разрисовывать не будем, – сказал Егорка, – нехорошо это, не по-соседски. Это наша беда, и мы ее сами решим. А сейчас займитесь лучше ужином. А я подумаю над этим. Кто может сказать, какие по счету наши ворота от начала улицы?

* * *

Али стиснул зубы, чтобы не кричать от предстоящей боли, но вспомнил совет одного бывалого заключенного, сокамерника, с которым он сидел в Мараге. Тот, делясь с ним навыками тюремной жизни, советовал на допросах с пристрастием, не крепиться, не изображать из себя героя, все равно это никто, кроме палачей никто не оценит. Их это озлобляет. И они начинают стервенеть, и делать свою работу не механически, не формально, а с азартом. Сокамерник советовал кричать, что есть мочи: организму легче, душе, то есть, и заплечных дел мастера не свирепеют, да и не слышит никто, стесняться нечего. А они никому не расскажут. Поэтому лишь только Абдулла приложил клинок к пальцу, Али, помятуя наставления, завопил, что есть силы.

– Ты чего орешь? – недовольно спросил разбойник, – я тебе еще ничего не отрезал.

Али откашлялся, от истошного крика, у него запершило в горле. Он открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент в дверь постучали условным стуком.

Разбойники переглянулись. Окюз подошел к двери и открыл засов. В подвал вошел еще один человек.

– Кончайте с ним, – сказал он, – я их нашел. К нам в номер сейчас вломился один амбал славянской внешности, вот его разыскивал. Я проследил за ним.

– А тело здесь оставим? – спросил Окюз.

– А что с собой тащить?

– Хозяин склада найдет труп и заявит в полицию.

– Пока он найдет, мы уже будем далеко. По завтрашний день оплачено, вряд и он сегодня приедет, а завтра я ему еще за неделю вперед оплачу.

Али, холодея от ужаса, слушал, как разбойники решают его участь так, словно он уже мертв.

– Ладно, – сказал Окюз. Подойдя сзади, он схватил пленника одной рукой за волосы, другой приставил кинжал к горлу.

– Помолиться дайте, – попросил Али.

Не то, чтобы он был особо набожен. Желал оттянуть время в надежде на чудо.

– Обойдешься, – сказали ему, – тебя на том свете и так примут.

– Вы же мусульмане, – воззвал к их религиозным чувствам Али.

– Да нам плевать, – отозвался вновь вошедший разбойник, – режь ему глотку.

– Стойте, болваны, – приказал Абдулла. – А если ты ошибся или дом перепутал. Убьем его, когда вернемся. Оставь его.

– Может быть, обратиться в полицию? – предложила Лада.

– Ни в коем случае, – ответила ей Йасмин. – Вызвать полицию домой, все равно, что пустить козла в огород. Толку не будет, а капусты можем не досчитаться.

– Откуда ты знаешь?

– Отец рассказывал, ему люди жаловались.

– А ты что думаешь? – спросила Лада у брата.