Книга История шпионажа - Санш Де Грамон

Эдвард Кренкшо писал в книге «Жизнь без Сталина»:

«Они именуют города и улицы их старыми названиями: вместо Ленинград они говорят Петроград, вместо Сталинград — Царицын, о чем другие уже не вспоминают. Московскую улицу Горького они называют Бродвеем. Когда они встречаются на улицах, то говорят: „Добрый вечер, леди и джентльмены“, даже если встречаются только юноша и девушка. Не употребляется слово „товарищ“, вместо него используется „мистер“. Копейки называют центами, рубли — долларами».

Мать Казначеева была медсестрой, в 1941 году она стала врачом, но никогда им не работала, его отец был специалистом по электронике в одном из институтов Академии наук СССР. Александр был единственным ребенком в семье — еще один признак нового класса. Казначеев сказал, выступая перед Комитетом сената по внутренней безопасности: «У меня нет московских друзей или знакомых, у которых бы было три или четыре ребенка. Я никогда не видел таких семей. Я могу утверждать, что 30 % городского населения могут позволить себе завести двух детей, 50 % — только одного ребенка, а 20 % вообще не могут позволить себе завести детей… Около 80 % населения России живет в городах в таких условиях, о которых я сейчас рассказал. Население России составляло 50 % населения Советского Союза в 1919 году. Сегодня эта цифра не превышает 30 %».

Впервые Казначеев проявил свое «неудовлетворение жизнью» в старших классах школы, когда он присоединился к группе стиляг. Он вспоминал, что группа состояла «из разной молодежи — от уголовников до нонконформистов».

Для него вступление в эту группу было «выражением оппозиции режиму, выражением разочарования молодежи в условиях, в которых она живет, в учении партии, выражением осознания того, что молодежь — рабы коммунистического режима».

Однако восторжествовал здравый смысл, и Александр осенью пошел в школу. Следующая организация, в которую он вступил, была совершенно другой по характеру. Комсомол — молодежная организация, в которой состоит около 90 % советских студентов. Казначеев решил поступить в Московский институт востоковедения, и ему пришлось подать заявление в комсомол, членство в котором было обязательным для поступающих. «Это было необходимо, — говорил он. — Так же необходимо, как и быть гражданином СССР. Если ты гражданин Советского Союза, в молодости ты не можешь не быть членом комсомола, так как это может быть опасно».

Членство в комсомоле включало в себя посещение собраний и политическую работу во время выборов. «Мне дали несколько домов, которые я должен был посещать по крайней мере раз в неделю, составлять списки избирателей, читать им лекции о политике и решениях советского правительства, я должен был сделать так, чтобы все они пришли на выборы и проголосовали. Как правило избиратели были пассивны и не проявляли ни малейшего интереса к выборам. Когда они приходили на участки, около 50 % не знали, за кого голосуют, хотя кандидат всегда только один».

Проучившись три года в институте востоковедения, Казначеев, благодаря отличному диплому и рекомендации комсомола, смог поступить в Московский государственный институт международных отношений — школу Министерства иностранных дел СССР.

Там он изучал бирманский язык, институт окончил в 1956 году. Человека, знающего бирманский, МИД обычно отправлял в Африку или Южную Америку, но Казначеева в начале 1957 года отправили в Бирму. К тому времени он уже успел жениться и развестись, и его бывшая жена и маленький ребенок остались в СССР.

С марта по декабрь он проходил языковую и географическую подготовку в Рангуне. Вернувшись в Москву, произвел хорошее впечатление на свое руководство, и его отправили в советское посольство в Рангуне в должности пресс-атташе.

За день до отъезда в Рангун Казначеева пригласили выпить двое дипломатов, работавших ранее в Бирме. Они сказали: «Мы работаем в политической разведке, и мы выбрали вас для нашей работы».

Казначеев вспоминал: «Это было не предложение, а приказ. Я не мог отказаться. Они сказали, что меня выбрали из-за того, что я знал Бирму и бирманский язык. Я подписал клятву, что буду хранить все секреты, доверенные мне, что я буду делать все возможное для выполнения своих обязанностей. Меня предупредили, что, если я выдам какую-либо государственную тайну, меня ждет наказание, вплоть до смертной казни. Мне приказали никому не говорить о том, что я работаю на разведку, даже послу».

Казначеев прибыл в Рангун с прикрытием дипломата. Он был пресс-атташе, представителем «низшего дипломатического ранга, не имеющим ничего общего с прессой». Его тайными обязанностями были: переводить с бирманского языка на русский документы, похищенные советской разведкой, встречаться с бирманскими политиками, получать информацию о политических партиях, пытаться завербовать в их рядах советских агентов, встречаться с представителями других иностранных миссий в Рангуне, включая американцев, следить за поведением и моралью других советских граждан.

Связь между Казначеевым и советским режимом ослабла тогда, когда он понял, что людей его национальности любили не все бирманцы. Он понял, что с ними трудно знакомиться. Его встречали с подозрением, а не с восторгом.

«Многие люди открыто отказывались иметь со мной что-либо общее», — говорил он. Однажды он приехал в маленький город на реке с тремя бирманцами, с которыми ему удалось подружиться. «Мы искали дом, в котором можно было провести две-три ночи. Нас пустил к себе местный лоцман. Он пришел на следующий день, спросил, кто я, и узнал, что я из советского посольства».

«Забирай свои вещи и проваливай», — сказал бирманец Казначееву. Бирманцы, которые не знали, что гость говорит по-бирмански, в разговоре произнесли такую фразу: «Из-за русских всегда неприятности. Они все шпионы».

Описание Казначеевым холодного приема, который бирманцы оказывают русским, и ошибок, которые они делают в этой стране, вполне можно назвать «Скверный русский». Он показал, что просчеты и ошибки, допускаемые американцами на Дальнем Востоке, которые описаны в книге «Скверный американец», допускает и СССР. Приведем несколько моментов из этой книги, которые, по словам Казначеева, можно отнести и к русским:

На задания отправляют американцев, не знающих языка: «В советском посольстве в Рангуне я был единственным человеком, который мог разговаривать на бирманском языке. Больше таких людей в посольстве не было».

Американцы неохотно идут на контакт с местными жителями: «Вся система советских внешних отношений построена так, что она не дает устанавливать тесные контакты с местными жителями. Конечно, работникам посольства приказывали заводить друзей среди местного населения… но в то же время нам рекомендовали не заходить слишком далеко в отношениях с бирманцами. Нас постоянно предупреждали, что никому нельзя доверять».

Американцы не могут встречаться с местными жителями на их уровне: «Как правило в посольстве говорили, что страна бедна, в ней нет ничего интересного, жители страны ленивы, бедны, полны предрассудков». Когда бирманский студент, учившийся в Москве, женился на русской девушке, «посол был в ярости, он называл девушку проституткой… потому что она вышла замуж за человека низшей расы».