Книга От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

В этот день государь опять был особенно милостив ко мне. Мы сидели за столом: посередине государь, направо от государя – великая княжна Ольга Николаевна, налево великая княжна Татьяна Николаевна, налево от великой княжны Татьяны Николаевны я. Во время завтрака государь нагнулся ко мне за спиной великой княжны и сказал:

– А я, Экк, перед вами виноват, забыл третьего дня про вас и не пригласил вас к себе (то есть 21 ноября, в день Введения во Храм Пресвятой Богородицы – полкового праздника лейб-гвардии Семеновского полка).

Я был особенно тронут этим вниманием и, благодаря, доложил в ответ, что я в этот день находился в городе Бахчисарай на освящении памятника, воздвигнутого татарами в память 300-летия Дома Романовых, и рассказал, какое отрадное впечатление произвел этот памятник тем, что он как бы живой, ибо имеет форму четырехгранной колонны, поставленной на высоком, в пять ступеней, пьедестале, окруженный бассейном, из четырех углов которого непрерывно бьет струей бахчисарайская вода, считающаяся лучшей в Крыму. Государь ответил:

– Все это так, но все же мне досадно, что я забыл о вас в этот день.

26 ноября, как всегда, был торжественно отпразднован день основания ордена Св. великомученика и победоносца Георгия. После богослужения состоялся Георгиевский парад и затем – завтрак всем георгиевским кавалерам в присутствии государя императора.

На молебне в этот день мы все были опечалены, когда увидали, что после того как Их Величества с великими княжнами вышли к молебну, на веранду дворца наследника Цесаревича вынесли на кресле, на котором он и оставался, не вставая, рядом с государыней Александрой Федоровной.

Только шестого декабря в день своего тезоименитства государь император, подойдя к нам после завтрака, рассказал, обращаясь к командиру Литовского полка:

– С шефом вот что случилось: во время урока русского языка, когда учитель, диктуя, отвернулся к окну, он одним скачком встал на парту. В эту минуту учитель опять повернулся лицом к нему. Наследник мгновенно соскочил на пол и сел, но при этом задел больной ногой о край парты, и у него сделалось воспаление надкостницы.

Шефу тогда было 8 лет.

За это пребывание государя в Крыму испросил однажды разрешение представиться Его Величеству генерал… и, получив разрешение, доложил Его Величеству, что он состоит председателем общества, задавшегося целью соорудить в Крыму санаторий для офицеров, слабых грудью, и что у них уже собрано около 10 000 рублей.

– А сколько нужно чтобы построить этот санаторий?

– Триста тысяч рублей.

– Ну так вступаю в ваше общество с вкладом в 300 000 рублей и принимаю его под свое покровительство.

Через несколько дней состоялась закладка этого санатория недалеко от Массандры в присутствии Их Величеств и великих княжон. Несмотря на холод и проливной дождь, государыня императрица и великие княжны присутствовали в одних белых платьях.

Еще два случая живо мне вспоминаются: один радостный, другой весьма печальный.

1. Сижу однажды в своем номере, как вдруг, даже не постучавшись, влетает в комнату запыхавшийся командир 1-й роты Виленского полка капитан Коваленко, подает мне бумагу и с трудом выговаривает:

– Час тому назад государь император вошел в караульное помещение роты, повелел подать постовую ведомость и собственноручно написал в ней, что изволите прочесть.

В поданной постовой ведомости было написано: «Сего числа обошел все посты роты. Все часовые несут службу исправно, твердо знают свои обязанности, на вопросы отвечали смело и толково. Николай».

Я поздравил капитана Коваленко, научил, как зафиксировать подпись, чтобы она от времени не слиняла, и поручил поздравить роту от меня.

Написав этот случай, вдруг вспомнил еще один. Около того же времени к часовому у калитки подошли состоявшие при государе флигель-адъютанты Дрентельн[273] и князь Трубецкой[274] и хотели пройти через калитку на тропинку, на которую имел свободный доступ только государь император. Часовой не пропустил их. Напрасно они настаивали, доказывая часовому, что они состоят при Его Величестве и имеют право всюду проходить, часовой оставался тверд на своем: кроме государя императора никого пропустить не могу.

В это время подошел гулявший государь и спросил их, в чем дело. Когда они рассказали, как было, государь улыбнулся и, обращаясь к часовому, сказал:

– Пропусти. Я за них ручаюсь.

Часовой тотчас же ответил:

– Если Вашему Величеству угодно, то я обязан пропустить, – и стал в стороне, открыв доступ в калитку.

2. Печальный случай заключался в следующем:

Я только что в то утро подробно осмотрел стоявшие в Массандре роты Литовского полка. Несмотря на трудность их караульной службы, роты представились отлично и смело могли соревноваться с самыми твердыми ротами в полку. Поблагодарив всех, я простился с ними и оставил их в том радостном настроении, которое получается только тогда, когда представившиеся сами внутри чувствуют, что действительно все было вполне хорошо.

Не успел я войти в гостиницу, как меня догнал полковник Моисеев, бледный как полотно, и доложил:

– Только что вы успели отъехать, как подали телеграмму, что сегодня на аэродроме на Каче погиб капитан Андреади.[275]

Капитан Андреади был сам первоклассный летчик и лучшей учитель на Каче. Полк гордился им, и его смерть была действительно тяжелой потерей для нашего молодого воздухоплавания. Похоронили мы его на нашем военном кладбище в Симферополе. Похоронили почетно, как редко кого хоронят. Архиепископ Таврический Высокопреосвященный Димитрий встретил тело на вокзале, сам совершил отпевание в кафедральном соборе и проводил тело до самой могилы. За гробом, который несли на руках офицеры и солдаты Литовского полка, шли все военные во главе с командиром корпуса и масса частных лиц. Вся могила была покрыта венками и букетами цветов.

Вскоре после 6 декабря государь император выехал в Царское Село, по пути под Севастополем, на реке Каче, посетил школу военных летчиков и присутствовал на освящении только что законченного здания под школу.