Книга Отшельник - Томас Рюдаль

– Но наверняка вы не знаете. Может быть, его просто захватила в плен какая-нибудь муза на греческом острове, и он обо всем позабыл?

– Единственное, что могло захватить Холлисена в плен, – это большой отрыв.

Эрхард считал, что выражение слегка устарело, но потому-то он его и знал.

– Он был наркоманом?

– Вы что, издеваетесь? Не помню, как вас зовут… в общем, забудьте его!

– И все-таки вы не знаете наверняка, что он умер.

– Женщина всегда знает такие вещи. Кроме того, он довольно давно не прикасался к своему банковскому счету, а на его счете несколько сотен евро. Поверьте мне, Сёрен не оставил бы свой счет нетронутым. Он ни в чем не знал удержу. – Эллен невольно улыбнулась. – И хотя денег у него было немного, все, что было, он спускал на развлечения и свои прихоти. Набрался дурных привычек, потому что всю жизнь тусовался с золотой молодежью.

Эрхард пристально смотрел на нее.

– Ну ладно, – вздохнула она. – Несколько недель назад ему пришла выписка с банковского счета, а я вскрыла конверт. До 2 января он еще снимал время от времени небольшие суммы, а с января счет остался нетронутым. Ни цента! Естественно, я встревожилась.

– Как по-вашему, что с ним могло случиться?

– Кто знает? Может, упился до смерти или поссорился с одним из своих дружков-гангстеров.

– Вы сейчас серьезно?

– Да. Их он всегда побаивался. В последний раз, когда я его видела, он был в темных очках.

– Когда вы его видели в последний раз?

– В декабре.

– В прошлый раз, когда я приходил сюда, вы говорили, что не видели его уже год.

– Знаете, по большому счету нельзя сказать, что я его видела. Он просто стоял на той стороне улицы, напротив, и смотрел на кафе.

– Я не полицейский, и мне плевать на ваши побочные занятия и на все остальное. Я хочу одного: найти друга, который… пропал без вести. И Холлисен каким-то образом в этом замешан. Он смотрел на кафе или на квартиру наверху?

Эллен молча ушла в кухню и вскоре вернулась, жуя круассан.

– Это было в конце декабря. Я запомнила, потому что примерно тогда же я стала управляющей. Я украшала окна, и вдруг смотрю – он стоит. В темных очках, и как будто чего-то боится. Обычно он заходил сюда. Я была для него кем-то вроде старшей сестры.

– Почему же в тот раз не зашел?

– Откуда мне знать?

– А вы к нему не вышли?

– Нет. Решила, что он под кайфом.

– Он с кем-нибудь встречался, разговаривал?

– Нет. Стоял-стоял, а потом вдруг ушел. Я думала, что через несколько дней он вернется, но он больше не возвращался.

– У вас есть его фотография?

Эллен достала мобильный телефон – современный смартфон, – нажала несколько кнопок и протянула ему. Эрхард увидел мужчину лет тридцати восьми – сорока. Он улыбался, тыча пальцем в свою футболку в обтяжку, надетую поверх еще одной футболки. На футболке затейливой вязью выведено название: «Кафе „Рустика“». В молодости Холлисен, видимо, был красавчиком, но с годами немного обрюзг. И все же не хотел признавать, что уже немолод. Он был похож на многих знакомых Эрхарда с Фуэртевентуры: серферов, которые отказываются снимать гидрокостюмы; пляжных девочек, которые не желают возвращаться в родные деревни; на барменов, которые работают без выходных. Так в его возрасте мог бы выглядеть и Рауль, если бы его отец не был одним из богатейших людей на острове и не держал его в узде. Холлисен напоминал Эрхарду его самого семнадцать лет назад.

– У меня есть и другие его фотографии. – Эллен сдвинула в сторону первый снимок, и на экране возник второй. – Вечеринка для персонала, одна из многих. Он, конечно, пришел. Это было, еще когда…

На других снимках Эрхард увидел того же самого мальчика, который не желает взрослеть. Но ему показалось, что на более поздних снимках Холлисен выглядит грустнее. Он как будто натужно притворяется счастливым, но у него плохо получается. Он позирует с хорошенькими официантками, а также с поварами, судомойками и, видимо, даже завсегдатаями. Вечеринка началась в кафе, но позже выплеснулась на улицу.

– У вас с ним был роман?

– Нет. То есть… почти нет. Не станете же вы встречаться с младшим братом, верно? И потом, он влюблялся всякий раз, как какая-нибудь телка соглашалась слушать его дольше пяти минут.

Фотографии не лгут; из них многое можно понять. На нескольких Холлисен чмокает девушек в щеку, а на одной целует какую-то женщину в вырез на платье.

– А это кто? – Эрхард показал снимок, на котором Холлисен приподнял девушку с «конским хвостом», обхватив ее за талию.

– Лили, – ответила Эллен. – Нет, она была не во вкусе Сёрена. Он даже хотел ее уволить. По ее словам, за то, что она отказалась делать ему минет на его день рождения. Это меня не удивило.

– Довольно противная девица…

– По-моему, просто стерва и блудливая сучка. Возможно, лесбиянка, к тому же очень тщеславная. На Канарских островах немного таких предприимчивых, как она.

Эрхард знал нескольких таких, но предпочел не возражать.

– Значит, скоро она станет губернатором Тенерифе?

– Уже не станет. Она вернулась на Фуэртевентуру. Кажется, получила в наследство ресторан от дедушки.

– Как он называется?

Эрхард сразу вспомнил Билла Хаджи, но, насколько ему известно, внуков у того не было, как и ресторанов. Он владел несколькими ночными клубами и коктейль-баром в порту Корралехо.

– Названия я не знаю.

Эрхард продолжал разглядывать фотографии. На одной из них узнал девушку, которая обслуживала его в прошлый раз.

– Это Милли, американка. Сёрену она нравилась. Он любил пухленьких.

– Настолько, чтобы сделать с ней ребенка?

– С Милли-то? – Эллен засмеялась. – Нет, она была… и есть… лицемерной разновидностью американки: все только на словах и никаких действий. Сейчас она уехала домой, в Штаты, но на следующее лето вернется.

– Вы знаете всех девушек, которые у вас работают?

– Да, большинство. Многие нанимаются только на сезон. Приезжают на одно лето. Для многих из них я как мать. Многие девушки мечтают сбежать от родителей… Конечно, я жесткая и, возможно, многие меня недолюбливают, но, по крайней мере, они знают, как иметь со мной дело, а я стараюсь кое-чему их обучить, учу их ответственности.

– Если кто-нибудь из них вдруг забеременеет, они придут к вам?

Эллен задумалась.

– Пожалуй… но я не скрываю своего отношения к беременности. По-моему, это глупость. Не стоит ставить себя в худшее положение, чем то, в котором мы и так находимся.

– Имеете в виду женщин?