Книга Жаждущие престола - Валентин Пронин

Но гетману более других воспротивился полк Зборовского. Его гусары, большинство из которых служили в Тушине, не переставали жалеть о развале табора. По крайней мере теперь они надеялись: если Москва будет в их руках, то и казна царская попадет к ним же. А тут гетман обнаруживает опасение и хочет размещать войско в слободах.

Представитель полка Зборовского, некто Мархоцкий, возразил гетману:

– Напрасно ваша милость считает Москву столь могущественной, какой она была во время Димитрия, а нас такими слабыми, как те, которые приехали к нему на свадьбу. Спросите у москвитян. Они вам скажут, что с прихода Ружинского, когда и Москву несколько раз чуть не взяли, и по всей земле шли сражения, погибло у них до настоящего времени триста тысяч детей боярских.

– Я это знаю и без опросов москвитян, пан Мархоцкий.

– И еще то, что царь готовился к войне с Крымом и возле Москвы собрались войска со всей их земли, а нас было всего три хоругви. И то, наших побили и одолели одною изменой. А теперь, если нужно станет, будем биться пеши не хуже москалей. Ваша милость жалуется, будто у вас мало пехоты. Что же? Мы каждый день от каждой хоругви назначим присылать к вам в Кремль пехоту с ружьями, сколько прикажете. Наш полк решил дожидаться в Москве или смерти, или награды за прежние труды.

– Вы говорите сейчас не как воин королевской армии, что исполняет на войне замыслы короля, а как наемник, который думает только о звонкой монете и которому безразлично, чем кончится предприятие.

– Не совсем так, ваша милость. Мы верноподданные нашего государя и хотим для него побед и присоединений новых земель. Недавно мы вступили в мирные сношения с Москвой. И потому стали так беспечны, что большая часть наших находится посреди дня в Москве, а не в обозе. Многие жолнеры и гусары ездят туда так неосторожно, как будто бы в Краков. Еще хуже окажется порядок, если войско разместят по слободам.

Всегда сдержанный коронный гетман вспылил и предложил Мархоцкому начальствовать над войском вместо него.

Однако представитель «свободного рыцарства» отвечал твердо:

– Я начальствовать не хочу, но утверждаю одно. Если вы войска в столице не поставите, то не пройдет трех недель, как Москва изменит. Московиты нас ненавидят за прошлые грехи. И никогда нам не простят. А от своего полка я объявляю, что мы еще три года стоять под Москвой не намерены.

С тем выборные от польского войска разошлись. Жолкевский не внял убеждениям пана Мархоцкого и послал королевского доверенного Гонсевского в Москву. Он предложил боярам отвести ему и прочему войску Новодевичий монастырь и слободы.

Бояре согласились с предложением гетмана, но патриарх возражал: неприлично-де оставить монахинь в монастыре вместе с поляками – мужчинами и католиками. Неприлично и выслать их из-за поляков, осквернив монастырь. Мнение патриарха нашло сильный отголосок у москвитян: около Гермогена начали собираться дворяне, торговые и посадские люди, стрельцы и полковые ратники.

Патриарх дважды посылал за боярами. Тогда патриарх велел передать им: если они не хотят идти к нему, он сам пойдет к ним и не один, а со всем народом.

Бояре приехали в запряженных цугом, обитых изнутри бархатом, тяжелых колымагах и в более облегченных, золоченых каптанах. С охраной из стремянных стрельцов, с нарядными холопами на запятках. Они явились торжественно в патриаршьи палаты и расселись, как в Думе при государях, в расшитых золотом ферязях и горлатных собольих шапках.

Два часа Семибоярщина толковала патриарху, опровергая его слова о коварных замыслах коронного гетмана. Гермоген указал им: Жолкевский нарушает условия, не отправляя своих воевод против калужского вора. Он хочет ввести в Москву польские войска, а русские полки отсылает воевать против шведов – сводит счеты с королем Карлом нашими руками.

Бояре наперебой утверждали, что введение в Москву польских войск необходимо, иначе, мол, чернь предаст ее Лжедимитрию. Иван Романов даже сказал: «Если гетман отойдет от Москвы, то им, боярам, придется идти за ним, чтобы спасти свои головы». Пока толковали, Гонсевский прислал сказать, что гетман завтра же прикажет выслать войска против самозванца, если московские полки будут готовы. Употребить для этого поляков он не собирался.

Затем глава Семибоярщины Мстиславский заявил решительно: пускай-де патриарх Гермоген смотрит за церковью, а в мирские дела не вмешивается. Ибо прежде духовенство никогда не управляло государственными делами. На что Гермоген, возвысив голос, сказал Мстиславскому в глаза:

– Что же, предание государства и народа иноверцам не касается церкви?

Мстиславский побледнел от злобы, а Воротынский покраснел от стыда. Остальные, пряча глаза, опустили головы.

Как бы то ни было, патриарх уступил боярам. Народ, которого ни о чем пока не оповещали, молчал. Решили так: народ тоже уступил.

Ночью с 20 на 21 сентября поляки тихо вошли в Москву, поместились в Кремле, Китай-городе и Белом городе, заняли Новодевичий монастырь. А также ввели конные отряды в Можайск, Борисов, Верею для безопасного сообщения с королем.

Жолкевский на другой день объявил: решение распрей между москвитянами и поляками предоставлено будет равному числу судей из обоих народов. Суд будет беспристрастный и строгий.

Тут же и предъявился случай: какой-то пьяный поляк выстрелил в икону Богородицы над крепостными воротами. Суд приговорил кощунника к отсечению рук и сожжению. Другой поляк насильно увел жену у купца. Преступника публично высекли кнутом. Жолкевский доказывал тем самым, что договор о соблюдении справедливости неукоснительно исполняется. Над стрелецкими полками поставили Гонсевского. Стрельцы согласились, так как тот улещал их подарками и угощениями.

Но мудрый коронный гетман знал: несмотря на все приязненные отношения с жителями и ловкие меры в отношении властей, при первой вести о нежелании короля отпустить Владислава в Москву, вспыхнет восстание. Русские не считали себя завоеванными польским королем, а не присылание королевича и неприятие им греческой веры подтверждали именно это.

Жолкевский знал, что весть об отмене воцарения Владислава может прийти очень скоро и потому спешил оставить столицу Московии. Он должен был спешить для сохранения своей славы, для выхода из положения, которое грозило стать крайне затруднительным и опасным. Он окончил свой поход с успехом, а теперь мог бесславно погибнуть среди восстания вместе со своим ничтожно малым отрядом.

Бояре упрашивали гетмана остаться, но Жолкевский был непреклонен. Он знал, что эта замысловатая политическая интрига закончится яростным всплеском народного гнева, истреблением иноземцев и потоками крови. Когда он уезжал, даже простой люд, платя лаской за его справедливость, забегая вперед перед его кортежем, приветливо кланялся и желал Жолкевскому счастливого пути.

На месте гетмана оставался пока хитрый и жестокий Гонсевский.

И сразу начались стычки между русскими и поляками, жалобы, возмущения и угрозы москвичей. Обязанность везти продовольствие для польского войска возлагалась по договору на подмосковные города и волости. Они расписаны были по разным ротам с указанием количества и стоимости съестного.