Книга Зеркало, или Снова Воланд - Андрей Малыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступившая ночь облегчения не принесла. Изрядно намучившись и мысленно, и физически и уже прочертив зыбкую дорожку к самому худшему, что его могло ожидать, Жорка забылся лишь под самое утро и очнулся, когда за окном бодрствовал ясный день, а часы показывали без пятнадцати полдень. Что-то надо было предпринимать. И тут в Жоркиной усталой и отчаявшейся голове отчетливо и ясно всплыли слова котообразного оппонента насчет их возможной встречи в тринадцать часов на том же самом месте, и он принял важное для себя решение — снова отправиться на набережную. Его интуиция говорила, что это, возможно, единственно правильный выход в сложившейся ситуации, а все остальное большого значения уже не имеет…
Итак, приняв важное для себя решение, Георгий Буфетов направился на набережную в район бывшего губернаторского дома. В подавленном состоянии, испытывая разбитость и болезненность в ослабленном теле, он кое-как доплелся до нужного места и увидел тех, кого и искал.
— О, Георгий Иванович, драгоценный, какая радость, какая неожиданная встреча, — обрадовано воскликнул вчерашний прилипало, резво подпрыгнув со скамейки. — Причаливайте к нам. А мы тут после плотненького перекусона, — и он погладил себя по выпуклому животу, — совершаем, можно так сказать, послеобеденный моцион. На свежем воздухе. Красота! И, между нами говоря, и вас вот совсем недавно вспоминали. Ну а как, порасскажите, поэтическим натурам сегодня пообедалось?
Жорка присел на скамейку и выдавил кислую гримасу.
— Спасибо, но я еще не обедал… пока. Что-то не хочется.
— О, так у вас не иначе как разгрузочный день? Похоже, что вы даже и не завтракали? — словно издеваясь, ехидно затараторил котообразный тип. — Похвально, похвально, что не забываете о своем драгоценном. Кисленькие щи со сметаной, — перешел он почти что на шепот, — и кусок черного хлеба с подсолнечным маслом… И так в течение тридцати дней подряд. Почти что по Брэггу… Исключительно помогает. В организме наступает завидная легкость, а в мыслях полное просветление… А мы все вот жареных курочек пробуем, да и осетринкой не прочь побаловаться. Правда, в одном магазине пообещали анчоусов с полбочонка, но вот пока что еще не подготовили, — вздохнул он печально и тут же вытащил из-за пазухи здоровенную голову копченого осетра и, ухватив ее рукой прямо за нос, впился зубами в змееподобный загривок.
Жорка изумленно вытаращился на голову диковинной рыбы, которую приходилось видеть лишь только на картинке, и тут же почувствовал новый прилив тошноты, отчего отпрыгнул на самый конец лавочки и склонился над серебристой урной.
— Ну не хотите осетрины, тогда, может быть, хороший бифштексик… с кровью, — взбодрив усы, не унимался котообразный толстяк.
— Тарантул, достань господину поэту говяжий бифштекс из портфеля. По-моему, он еще совсем не остыл?
— А мне вот почему-то кажется, что Георгию Ивановичу сейчас вовсе не до еды, — громко ответил усатый очкарик, который Жорке вчера приглянулся.
— Да? — вроде бы удивился котообразный фрукт, с хрустом вгрызаясь в голову осетра. — Ты так думаешь?
— Я не думаю, я просто уверен, — откликнулся тот. — Потому что, как мне кажется, он здорово приболел. А ну сам взгляни на него повнимательнее.
— Неужели? — всплеснул руками толстяк, зашвырнув остатки обглоданной головы на газон. — Ай, яй, яй! — покачал он сокрушенно головой. — Вы посмотрите, какие неприятности. А я-то думал, что мы с художником мрачного слова вновь о поэзии немного подискутируем. Обсудим некоторые насущные проблемы, вскроем критически метким словцом гнойные язвы на теле народа. А тут, видишь, какие неприятности! Георгий Иванович, — пододвинулся он к Жорке почти вплотную, — неужели мой коллега не ошибается?
— А то вы сами как будто не знаете, — скорчился Жорка от новых резей внутри живота.
— Клянусь рогами последнего тура, — сделал толстяк удивленное выражение, — и даже понятия никакого не имею. Ну, а если бы знал, то прошу не сомневаться, тут же непременно поспешил бы на помощь. Так ведь, Галактион? — обратился он к третьему спутнику.
— Дык, знамо дело. В аккурат так и есть… — промямлил, вздыхая, светловолосый битюг.
— Вот видите! — развел руками котообразный. — А вы меня, как я понимаю, вроде бы даже в чем-то подозреваете. И совершенно незаслуженно, замечу. Так что все же с вами приключилось, Георгий Иванович. Поделитесь со своими, можно сказать, старыми знакомыми. Может быть, общими усилиями и справимся… с вашей бедой.
Жорка недоверчиво посмотрел исподлобья на него, тут же сморщился от новой боли и, держась руками за живот, пролепетал:
— Заболело у меня вчера все там внутри… как-то неожиданно. И есть, и даже пить не могу… Рвет и мутит меня постоянно… И таблетки уж никакие не помогают. Не знаю, что и предпринимать… Помогите, если, конечно же, можете, — с надеждой взглянул он на котообразного и его спутников.
— Вот так незадача! — сделав печальную мину, хлопнул себя по коленке толстячок. — В таком чудном возрасте и такие ужасные болячки. Это ж надо, как мерзопакостно вышло! Какая трагедия, какая печаль для родителей… Но что-то же надо делать, — повернулся он к своим спутникам, — как-то же надо помогать страждущему человеку. А ты как думаешь, Галактион?
Парнина заерзал на лавке, засопел и, сдвинув кепку на самые глаза, поскреб затылок.
— Так… знамо дело. Вроде как оно и того. Почему бы и нет…
— Вот и я так думаю, — выпалил пухленький. — А ну, Георгий Иванович, откройте рот и покажите язык.
— Зачем? — искренне удивился Буфет.
— Ну надо, надо. Делайте, как вам говорят. А то как же я вам смогу помочь.
Жорка послушно открыл рот и высунул наружу язык.
— Так, так, — посмотрел на язык котообразный. — Я так и знал!.. — нахмурился он. — Дело плохо! Как говорил один наш знакомый, очень запущенный вариант. Но, впрочем, некоторые небольшие надежды все же имеются. Да… Но без вашей помощи, Георгий Иванович, безусловно, не обойтись. Тут уж как сами решите…
Буфет непонимающе захлопал глазами.
— А что у меня? Это опасно? Скажите. Конечно же, я буду выполнять все, что в моих силах. Если смогу…
— Соглашаюсь помочь, хотя и не моя это все же задача, драгоценный Георгий Иванович, — скривил лицо толстяк. — Вы меня, как в прорубь, толкаете на неприкрытый альтруизм. Только уж в виде крайнего исключения. И чтоб полное доверие к моим предписаниям. Никаких отступлений! В противном случае, — вздохнул он печально, — сами понимаете, участь совсем незавидная… Как там и в ваших стихах. Так что не взыщите… Так вы согласны на эти условия?
— Ну да, естественно… однозначно, — скрючился Жорка, зажимая живот, — только уж помогите.
— Ну ладно, что с вами поделаешь. Чем черт не шутит, может, и удастся перебороть? Видите ли, драгоценный Георгий Иванович, у вас… нередко встречающаяся разновидность болезни. Как написали бы опытные врачи, сильная интоксикация организма. Короче говоря, чтобы попроще вам все это растолковать, скажу, что у вас сильнейшее отравление. И все это копилось годами, голубчик. Ну точь-в-точь, как бывает накапливаются разные яды. И чем бы вы думали произошло это самое отравление? — Он сделал загадочным лицо, как будто собирался выдать страшную тайну. И тут же спокойно вынес приговор: — Не чем иным, как плохими словами! Да, да. Не удивляйтесь! Ничего необычного здесь нет. Каждое слово представляет собой соответствующий образ, точно так же, как если бы вы наблюдали все это наяву. И совершенно естественно, что и реакция организма аналогичная. Совсем неважно, как это попадает в ваше хранилище, — и он постучал пальцем по голове, — через глаза или же через уши… А с годами накопленные токсины, или, проще сказать яды, от ваших стихотворных образов и вызвали вот такую болезненную реакцию. Полное, голубчик, нарушение обменных процессов и вообще… Так что помощь зависит только от вас самого…