Книга Каникулы Рейчел - Мэриан Кайз

– И как вы себя тогда чувствовали? – спросила Джозефина.

– Хреново, – хрипло ответил Люк. – Я чувствовал себя очень хреново. Она стыдилась меня. Я для нее был человеком второго сорта, понимаете? Дальше уже ехать некуда.

Я была очень, очень несчастна. С упреком глядя на Люка я думала: «Стань же ты наконец взрослым! Это я должна сейчас жалеть себя, а не ты!» И вдруг Джозефина спросила Люка:

– Вы любили Рейчел?

У меня свело мышцы живота.

Он не отвечал. Он сидел и молча смотрел в пол. Долгая, непереносимая, напряженная пауза. Я затаила дыханье. Так любил он меня или нет? Мне очень хотелось, чтобы любил. Он выпрямился и запустил пальцы в свои длинные волосы. Я судорожно глотнула воздуха в ожидании его ответа.

– Нет, – сказал он. Какая-то часть моей души сморщилась и умерла.

Мне было так больно, что я прикрыла глаза. Но ведь это же неправда! Он с ума сходил по тебе, и до сих пор сходит.

– Нет, – повторил он.

«Мы и в первый раз тебя хорошо слышали, – подумала я, – незачем вколачивать свое «нет» нам в головы».

– Если бы она была той, настоящей Рейчел, если бы она не теряла бы лица и не пресмыкалась перед этими стильными задницами, – задумчиво сказал он, – тогда я полюбил бы ее. Еще бы! Лучшей женщины я не мог бы и пожелать. Но она была не такая, – продолжал он. – А теперь уже поздно.

Я пристально посмотрела на него. Его черты исказило настоящее, неподдельное страдание. Он на меня не смотрел. Джозефина молчала и тоже смотрела на Люка.

– Вам, вероятно, было очень трудно сегодня придти сюда и сказать то, что вы сказали?

– Да, – пробормотал он. – Мне очень… – он надолго замолчал, – грустно.

Это слово надолго повисло в воздухе. У меня в горле образовался какой-то комок, в груди жгло, и я вся покрылась гусиной кожей.

Джозефина объявила, что занятие закончено. Бриджит встала и вышла, даже не взглянув на меня. Люк, перед тем, как уйти, долго-долго смотрел мне в глаза. Я пыталась прочесть что-нибудь в его взгляде. Раскаяние? Стыд? Ничего такого не было.

Как только за ними закрылась дверь, остальные пациенты столпились вокруг меня, чтобы утешить. Я узнала это выражение, с которым все они смотрели на меня – эту смесь жалости и любопытства, – потому что именно так сама неоднократно смотрела на товарищей по несчастью после того, как к ним приходили их Значимые. Это было невыносимо.

54

Моя наполовину собранная сумка лежала посреди комнаты. Она как будто смеялась надо мной: ну что, думала, скоро будешь на свободе?

Я полагала, что смогу уйти, хлопнув дверью, как только часы отстукают положенные три недели.

Но приезд Люка и Бриджит положил конец этим мечтам. В среду вечером меня вызвал доктор Биллингс.

Долговязый и нелепый, он попытался улыбнуться мне, и я сразу поняла, что он не собирается сообщить мне ничего хорошего.

– После того, что мы сегодня услышали о вас на группе, полагаю, вы не думаете покинуть нас в пятницу? – спросил он.

– Конечно, нет, – я заставила себя сказать это. Не доставлю ему удовольствия принуждать меня.

– Очень хорошо, – он обнажил зубы в улыбке. – Рад, что нам не придется оставлять вас насильно. Мы, разумеется, вынуждены были бы это сделать, – добавил он.

Я ничуть не сомневалась.

– Это для вашей же пользы, – сказал он.

Мне удалось сдержать свой гнев: я просто стояла и в деталях представляла себе, как топором раскалываю ему череп.

«Что ж, по крайней мере, налажу отношения с пациентами, – думала я, возвращаясь от доктора Биллингса. – Узнаю, что они теперь думают обо мне, в свете последних откровений Бриджит и Люка».

Больше всего меня волновало мнение Криса. Хотя он был и не в моей группе, в Клойстерсе секретов не существовало. Не успела я войти в столовую после занятий – он был уже тут как тут.

– Слышал, тебе сегодня досталось, – улыбнулся он.

Обычно я расцветала, как цветок на солнышке в его присутствии, но сейчас мне больше всего на свете хотелось убежать. Мне было очень стыдно. Но когда я попыталась пожаловаться ему, сказать, что на меня возвели напраслину, он только рассмеялся и сказал:

– Ничего, Рейчел, я все равно люблю тебя. Улегшись в постель в ту ночь, я добросовестно отмотала назад ленту сегодняшнего занятия. У нас с Люком все кончилось, и я чувствовала себя опустошенной. Но стоило мне вспомнить те ужасные, злые, обидные вещи, которые они с Бриджит говорили мне, как моя печаль превращалась в злость. Моя ярость кипела и пенилась, разбрызгиваясь вокруг. Я не могла уснуть, потому что вела воображаемый разговор с ними обоими, сплошь состоящий из язвительных и горьких реплик. В конце концов, как ни боялась я теперешней вспыльчивости Чаки, я все-таки разбудила ее. Мне просто необходимо было поговорить с кем-нибудь. К счастью, Чаки была слишком сонной, чтобы дать волю своей злости. Она просто сидела на постели, моргая, как кролик, а я плакалась ей на то, как меня унизили. Я обещала ей, что страшно отомщу Люку и Бриджит, как бы долго мне ни пришлось этого ждать.

– Как тебе удалось прийти в себя после визита Дермота? – дико вращая глазами, спросила я.

– Я была в ярости, – зевнула она. – А потом Джозефина сказала мне, что я прикрываюсь своим гневом, чтобы не брать на себя ответственность за ситуацию. А теперь, пожалуйста, можно мне все-таки поспать?

Я знала, что на следующий день Джозефина станет меня расспрашивать. Я уже наблюдала, как она это проделывала с Нейлом, Джоном Джоуи, Майком, Мисти, Винсентом и Чаки. И для меня она вряд ли сделает исключение. Даже если мой случай – все-таки исключение.

Так и получилось: едва войдя, Джозефина сразу напустилась на меня.

– Неприглядную картинку вашей жизни вчера нарисовали нам Люк и Бриджит, не так ли? – сказала она.

– Люк Костелло – не тот человек, рассказам которого обо мне можно верить, – сухо ответила я. – Вы же знаете, как это бывает, когда романы кончаются.

– Да. Поэтому очень хорошо, что и Бриджит тоже пришла. Ведь с ней у вас, кажется, не было романа?

– Бриджит тоже несла ерунду, – я была намерена упирать на амбициозность и карьеризм Бриджит.

– Замолчите! – вдруг одернула Джозефина, злобно посмотрев на меня.

– Я, кажется, никогда не говорила, что не принимала наркотиков, – ответила я.

– Даже если отбросить наркотики, все равно получается неприглядная картинка, – сказала Джозефина.

Я не совсем понимала, что она имеет в виду.

– Я имею в виду вашу нечестность, неверность, эгоизм, дурной вкус и глупость, – пояснила она.