Книга Скитальцы - Кнут Гамсун

А может, пусть лучше ходят, пока не остановятся? — спросил Эдеварт.

Жаль, такие хорошие часы, сказал Папст. Вот, возьми пока другие, они тоже хорошо ходят. А не мог бы ты продать для меня хоть десяток часов, Эдеварт?

Нет. У меня тут лавка, я должен торговать там.

Вот как, у тебя своя лавка! Видно, с тех пор, как мы виделись в последний раз, ты стал большим человеком. Я рад за тебя. Ну а вечером?

Нет, вы уж меня простите, сказал Эдеварт. Я целыми днями торчу в лавке, хочется хоть вечером немного отдохнуть.

У меня есть часы, которые мне хотелось бы продать именно здесь, хорошие часы, дешёвые. Их все нужно продать, неизвестно, приеду ли я сюда ещё раз.

Вы уезжаете?

Думаю, я скоро умру, ведь я уже старый. Продай для меня десяток часов, а одиннадцатые получишь бесплатно. Мне очень нужно распродать все часы.

Эдеварт: Нет-нет, об этом не может быть и речи. Но у меня есть друг, который, может, и не откажется поработать на вас. Он ловкий торговец.

Где он?

Я пришлю его к вам завтра утром...

Начинало темнеть. Эдеварт направился на пристань, чтобы проверить свою лодку, на месте ли она, разумеется, она стояла на месте. Август не настолько сошёл с ума, чтобы продать её. Эдеварт прошёл мимо трактира Маттеа, возле которого собралась толпа, двери были распахнуты, внутри тоже толпился народ, там играла музыка, гармонь; конечно, это играл Август. Ох уж этот Август, выгоды от этого концерта ему не было никакой, но его это не заботило.

Эдеварт протиснулся внутрь, Нильс и Маттеа торопливо разносили еду и напитки, народу было много, мест не хватало, парни и девушки сидели на коленях друг у друга, в помещении царил полумрак. После бодрого марша Август махнул Маттеа рукой и спросил: А что я за это получу?

Маттеа не стала скупиться на обещания: Что пожелаешь!

Август кивнул, перебирая лады и глядя поверх гостей. То, что он заиграл, захватило всех и каждого, люди за столиками притихли: он играл и пел под тихую грустную музыку английскую морскую песню, в ней говорилось о любви, драке и девушке из Барселоны. О, это Август умел!

Он закончил петь. Никто не понял, о чём говорилось в песне, но всем было ясно, что песня очень красивая, кое-кто хотел дать ему денег, но Маттеа останавливала людей вкрадчивым шепотом: Этому гармонисту не нужны деньги, у него здесь на ярмарке своя лавка, она просто ломится от товара. Вы ещё не были у него? Ну так побывайте там завтра. А вот и его товарищ! — шепнула она и показала на Эдеварта. Они там вместе торгуют, и очень успешно...

Появился Теодор, который всё это время где-то пропадал, теперь он вдруг вынырнул из толпы — ему хотелось напомнить о своём существовании: Да-да, мы втроём приплыли сюда на лодке, это мои товарищи. Ещё бы мне их не знать!

Август выпрямился на стуле, махнул рукой и приказал отодвинуть столы и табуреты к стенам, сейчас здесь будут танцы! Столы тут же отодвинули, и начались такие танцы, которые это хлипкое строение запомнило надолго. Был там и Хенрик Стен, ни одна девушка не могла устоять перед ним, даром что он был известный дамский угодник, но никто не мог сравниться силой с кузнецом Эйде Николаисеном, подбрасывавшим свою даму во время танца. Вечер удался на славу. И хотя Нильс с Маттеа обслуживали сидевших у стен гостей, они тоже позволяли себе покружиться в вальсе. Нильс, конечно, немного выпил, и к концу вечера его жена увлекла Эдеварта в тёмный угол и бросилась ему на шею. Вечер и впрямь удался!

Когда люди начали расходиться, Август перестал играть. Нильс и Маттеа неплохо заработали за этот вечер на закусках, пиве и спиртном, которым они торговали из-под полы, хозяева остались довольны. Однако когда пришло время расплатиться с Августом, Маттеа в трактире не оказалось, только один Нильс возился с чем-то впотьмах. Август подождал немного и отправился на кухню искать Маттеа, но и там её не было. Зачем она тебе? — спросил Нильс. Хотел, чтобы она пожелала мне доброй ночи, ответил Август. Так она, верно, уже легла, сказал Нильс.

Скверный конец для такого весёлого вечера. Эдеварту долго не удавалось увести Августа из трактира. Наконец тот пошёл за ним, бормоча про себя: Ну и чертовка, ничего не скажешь!

Август начал работать на Папста. Неплохо, чёрт побери, хвастливо говорил Август. Он торговал на Папста один день, продавая часы на ярмарочной площади, и люди узнавали его — да это же вчерашний музыкант, который так здорово пел и играл в трактире, молодёжь особенно охотно покупала у него часы. Август не говорил, что продаёт часы для Папста, зачем, пусть люди думают, будто он не только в лавке торгует, но и часы продаёт, он считал, что это придаёт ему солидность, некий блеск, напоминавший ему о том, как он продавал украшения и драгоценности на ярмарке в Левангере.

В начале вечера Август пришёл к Эдеварту и сказал, что он уже закончил работу.

Почему так рано?

А так, он продал десяток часов, а одиннадцатые по уговору положены ему, вот он и свернул торговлю.

Эдеварт покачал головой.

Ни к чему это, сказал Август, я больше не буду продавать часы Папста. Не желаю кормить этого жирного борова. Хоть бы он лопнул! Мне он отвратителен. Ты видел когда-нибудь его бумажник? В любой другой стране этот Папст и двух шагов не прошёл бы с таким бумажником, тут же оказался бы покойником. А сколько у него часов! Он весь обвешан часами, а остальные лежат в железном сундучке на постоялом дворе. И ты хочешь, чтобы я старался, чтобы он ещё больше разбогател? Пораскинь мозгами, Эдеварт, если молодые люди раскупят его часы, у них не останется денег, и к нам в лавку они уже не придут. Я это сразу сообразил, ему меня не провести. Однако, продолжал Август, я приобрёл себе часы, поработав всего один день, неплохо, правда! Довольный собой Август усмехнулся и потер руки. Знаешь, сказал он, мы могли бы пойти сейчас к Маттеа и перекусить там, я сегодня ещё ничего не ел.

Я пока не хочу закрывать лавку, ступай один, а потом придёшь и сменишь меня, сказал Эдеварт.

Хорошо. У тебя не найдётся взаймы двух далеров? Вот спасибо, а то у меня пусто.

Эдеварт прекрасно понимал, что Августу не терпится похвастаться новыми часами, и не стал его удерживать.

Я скоро вернусь, пообещал Август.

Но он не вернулся. Эдеварт ждал его до самого закрытия, покупатели валили валом, и ему было некогда сердиться на Августа; по правде сказать, вчерашние танцы, игра Августа и разговоры Маттеа сделали своё дело: торговля шла как никогда бойко: Эдеварт продал даже дорогую одежду и шерстяные вещи, которые уже собирался везти обратно домой. День выдался на редкость удачный, и ещё до закрытия Эдеварт отложил хорошую ткань на платье для Рагны.

По обыкновению, он бродил вечером по ярмарке и ел на ходу плюшки. Подошёл к разговаривавшим о чём-то Теодору и Хенрику Стену, который вчера был на танцах. Теодор сказал Эдеварту: Завтра я буду продавать часы для Папста. Неужто? — удивился Эдеварт. Да, он сам меня попросил. Эдеварт направился дальше, дошёл до палаток и каруселей; за цирковой палаткой Август обнимал коротко стриженную укротительницу, обычно она выходила на манеж в высоких сапожках, с медведем и волком; завидев Эдеварта, Август крикнул ему: Сейчас приду! Эдеварт повернулся и побрёл в другую сторону...