Книга Фан-клуб - Ирвин Уоллес

Она сыграла благодарную, готовую услужить Маргариту Готье, блестящую куртизанку, льстиво угождающую своим любовникам.

Но после того как они ушли, оставив ее под замком, она вернулась во второе «Я», свою настоящую оболочку и оставалась там, кипя от ненависти к ним за вынужденное собственное притворство и податливость; она почувствовала облегчение, лишь обратив свою ненависть на них. Как она их ненавидела! Как презирала и мечтала отомстить каждому из них за унижения и беды, которые они на нее навлекли. Как она проклинала их за свое пресмыкательство перед ними и за то, что они ожидали от нее благодарности за избавление от пут, по-прежнему оставляя ее в клетке.

Затем она в первый раз задумалась, так ли уж прочна ее клетка. Ведь она заключена в обычную комнату, а вовсе не в забранную решетками тюремную камеру. По крайней мере, у нее была свобода движений, а значит и возможность побега. Она прошлась по комнате и внимательно осмотрела стены. Она поняла, что ей ни за что не взломать дверь, выходящую в холл. Петли были ржавыми, а засов крепким. Даже с подходящими инструментами это было бы сложно, а их не было и не будет. На полу и потолке не было ни малейших следов каких-либо люков или других отверстий. Оставались только окна, но закрывающие их доски были крепко прибиты большими гвоздями. Посмотрев в щель между двумя досками, она смутно различила металлический прут и поняла, что окна защищены вдвойне: досками изнутри и металлической решеткой снаружи.

Да, она попалась в клетку и шансов сбежать у нее было не больше, чем у зэка, запертого в одиночке тюрьмы Сан-Квентин.

Сан-Квентин? Почему она вспомнила об этой неприступной калифорнийской тюрьме?

Память не подвела ее и выдала нужную информацию.

В одном из ранних фильмов у нее была роль молодой жены, ожидающей утром у тюремных ворот освобождения мужа. Роль была маленькой, второстепенной, и сцена снималась у входа в Сан-Квентин. После того как были отсняты пять дублей, ее с прочими актерами и продюсером пригласил к себе на завтрак директор тюрьмы.

Она нашла внутреннюю атмосферу тягостной, а сочетание кирпича, цемента и стали леденяще бесчеловечным и поняла всю безнадежность, испытываемую в стенах этой огромной клетки ее обитателями. Чтобы завязать разговор, она высказала эти мысли за завтраком и громко спросила, многие ли заключенные пытались бежать.

Оказывается, попыток было множество, но успешных — мало. Директор с охранниками вспомнили истории о неудачных побегах, и один из ветеранов рассказал о самой знаменитой попытке — не бежать, а симулировать состояние жертвы казни.

Она не забыла ту историю и мысленно просмотрела ее после того, как внимательно ознакомилась с собственной камерой-спальней, пытаясь разглядеть в ней что-либо полезное. Та история представляла собой гимн человеческой решительности и изобретательности. В тридцатых годах… нет, в 1930 году точно, дровосек польского происхождения… как же его звали? Когут, Уильям Когут, был приговорен к смерти за убийство женщины и заключен в камеру смертников в Сан-Квентине. Он поклялся, что не допустит, чтобы его казнил этот штат. В ожидании дня казни Когут придумал блестящий план побега, не из камеры, а от приговора. Несмотря на крайне малые и жалкие возможности, Когут решил сделать бомбу.

Он решил сделать бомбу из колоды игральных карт.

Шэрон вспоминала эту историю, и вдруг для нее стало важным не пропустить в ней ни единой подробности.

Первая ступень: он знал, что красная маркировка на бубнах и червах была сделана из целлюлозы и нитрата, ингредиентов сильной взрывчатки. Он аккуратно соскоблил красное вещество со всех бубен и червей в колоде. Вторая ступень: пленник вывернул ножку своей койки, собрал опилки, смочил их в тазу и затолкал ручкой метлы в пустотелую металлическую трубку, оставив в ней ручку, чтобы не проникал воздух. Третья ступень: используя керосиновую лампу в его камере, он всю ночь держал самодельную бомбу над пламенем, пока пар с газом не собрались в трубке. Четвертая ступень: на рассвете бомба с грохотом взорвалась, в клочья разнеся камеру вместе с Когутом.

Он выиграл без козырей. Он бежал.

Несколько минут она упивалась возможностью повторить подвиг Когута.

Она наверняка сможет раздобыть колоду карт у Мечтателя, притворясь, что хочет занять себя «солитером». Красную краску она сможет соскрести ногтем большого пальца. Затем… что затем? В спальне не было ничего, напоминающего стальную трубку: ни керосиновой лампы, ни свечи, способной удерживать пламя много часов. Но даже имей она все необходимое для изготовления бомбы, Шэрон ясно видела непрактичность своего проекта. У нее не было уверенности, что он сработает, а в случае неудачи ее снова накажут и это будет невыносимо. С другой стороны, если самодельное устройство сработает, оно может ненароком уничтожить ее вместе с комнатой. Но даже останься она в живых и попытайся бежать через дыру в стене, оставалась… ах, все это было смешным — обычная драматическая игра актерского менталитета.

Чистейшая чепуха. Абсолютная глупость.

Она попала в тюрьму, в заточение, в клетку. Никакими ухищрениями отсюда не выйдешь. Она застряла здесь надолго и была беспомощна.

Ей нужно перестать мыслить как актрисе, а вместо этого возобновить свою игру. Она должна сосредоточиться на роли Шэрон Филдс и только на ней. В этом ее единственный шанс, если не побега, то хотя бы выживания.

И снова отвращение к ним и к тому, как они с ней обращались, зеленой и едкой желчью поднялось у нее в желудке.

Весь этот день ее ненависть словно бы воспламенял вселившийся в нее злой дух.

К ночи ее охватил лихорадочный страх, сродни «боязни сцены». Она опасалась, что не сможет успешно продолжить свою новую роль из-за слишком большого количества «яда», скопившегося в ней.

Но когда настала минута действия, она отбросила (как всегда) свои опасения, естественно и легко скользнула в роль и вновь превратилась в умелую актрису Шэрон Филдс, полностью владеющую ситуацией от начала и до конца.

В одиннадцать пятнадцать вечера она сидела на постели, рассеянно расчесывая длинные белокурые волосы, и ожидала появления на сцене последнего из четверки, перебирая в памяти предыдущие сцены и извлеченные из них выгоды.

Ее победы были сенсационны.

Для постороннего наблюдателя то, чего она добилась и чему научилась, могло показаться чистейшей случайностью. Но она-то знала, что это не так. Каждая частица информации пришла к ней не случайно, а благодаря магии ее талантов. Она отдалась своим тюремщикам настолько необузданно, что полностью разоружила их. Они поверили ей, забывая истинный характер отношений с нею, и расслабились настолько, что иногда теряли свою бдительность.

А она держалась настороже и готова была вцепиться в любой брошенный ей кусочек.

Но вместо «кусочков» от каждого она была неожиданно одарена редкостной пищей для ума.

Случайно? Нет, ни за что, разве что для непосвященных. Она хотела полного одобрения и аплодисментов. Как и раньше, она сама ставила каждую постановку и сама управляла ею.