Книга Не говори маме - Наталия Борисовна Рязанцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня? А удобно? Я там не была.
— Собирайся, без разговоров. Бывший муж это лучший друг, поняла?
— Но я ж не такая умная, как ты, — пококетничала Галя, осматривая новую прическу.
— Зато красавица, — похвалила свою работу Майя.
— Узнаешь платье? — Платье висело на плечиках, готовое в дорогу, и Майя давно его узнала. — Ты Темкиной привезла, а она мне продала.
— Ябеда!
Они стали примерять шляпки и заливались беспричинным девчачьим смехом.
Ларс радостно побежал к машине. Галя, залезая на заднее сидение, сказала:
— Здравствуй, сынуля. Давно не виделись.
— Привет. А куда?..
— Сначала в центр, к художникам. — Майя села рядом с ним, Галя и собака — сзади. — Может, Оля с нами поедет. Надо еще в Абдуловку съездить, сараи посмотреть. Помнишь, там…
— Пустой номер, — сказал Дима.
— Тебя не спросили. Не перебивай взрослых, — сказала Галя.
Сын на нее не реагировал, говорил только с Майей:
— Там все схвачено.
— Вы насовсем вернулись? — спросила Галя осторожно.
— Видно будет, — вздохнула Майя, и видно было, что ей ни к чему эти расспросы.
— А Оля как — неужели привыкнет? Она у деда пока?
— Ей везде хорошо. Легко адаптируется.
— Зря вы ее одну отпускаете, — очень серьезно сказал Дима.
— А что, украдут?
— Запросто.
— Он меня все пугает, пугает!.. Со двора заезжай, там ближе.
Пешеходная улица, местный «Старый Арбат». У художественного салона торгуют картинами и всякой всячиной. Можно послушать музыкантов, погадать или заказать свой портрет.
Оля сидела на складном стульчике, возле лотка с керамикой, и рисовала молодого красивого инвалида в камуфляже и в берете. За спиной стояли любопытные, сновали покупатели, гремела блатная песня, было шумно и тесно, но она старалась ничего не замечать.
Только пьяный мужик, по виду бомж, в который раз приближался, качаясь:
— Меня рисуй! Чего она — всех рисует, а меня не рисует! Очередь занимал! Имею право!
— Отойдите, не мешайте!
— Плачу деньги! Тебе баксы надо? — он искал по карманам мелкие купюры, мусолил их в руках, ткнулся в лоток с посудой. Его оттолкнули, но прямо в сторону Оли.
— Уберите ваши деньги, я не буду…
— Отвали, дядя. — Появился здоровенный бородатый художник, загородил Олю. — Отвали, кому сказано!
— Я сам инвалид труда! Чтоб ты знал… я ее на руках качал… — дядька грязно выругался и наступил на Олину папку. Она, не сходя с места, пнула его локтем по колену. Он всей пятерней схватил и скомкал лист, на котором она рисовала. Инвалид встал и замахнулся костылем. Оля вскочила: «Сидите!» И ее стульчик тут же оказался в руках у пьяного. Продавщицы сзади завизжали, спасая посуду.
— Генка! Муравьев! Это же Муравей! — две дамы в шляпках, Галя и Майя, пробирались сквозь набежавшую толпу. Остановились. Узнали одноклассника.
— Муравьев! Генка! — Майя выступила вперед. — Ты меня узнаешь?
— А ты меня узнала? — Муравей оскалился — напоказ — жуткими остатками зубов. — Приехала? Россию покупать? — Посыпался злобный мат. — А я не пр-родаюсь! Меня не купишь! Художники… ху…
Майя отпрянула. Оля схватилась за стульчик, но Муравьев цепко его держал, рванул к себе, замахнулся. Бородатый художник с приятелем вышли из толпы бросились с двух сторон, отобрали стул, повалили Муравьева, но он вскочил, жилистый и верткий, и с пьяной отвагой попер на бородатого. Тот в два удара отрезал его от лотка, где прыгали и визжали продавщицы, и еще добавил, и Муравьев, потеряв равновесие врезался в фонарный столб и стал оседать, изрытая проклятия. Но удержался на полусогнутых и вынул нож.
— Нож! Нож у него! — заорали продавщицы. Он сделал несколько нетвердых шагов, но толпа невольно расступилась, попятилась.
— Оля, пошли! — кричала Майя. — Пойдем отсюда! Галя! Поехали! Там машина, вон там Дима ждет! Ольга!
Но Дима был уже здесь. Спокойно стоял за спинами и исподлобья наблюдал. А Оля замешкалась. Выронила папку, тянула за свитер своего знакомого бородача. Муравьев рванулся к нему из последних сил, как раненый зверь. Толпа обратилась в сплошной визг. «Милиция, милиция!», «Не связывайся!» Дима вдруг резко вынырнул из-за лотка. Подножка, захват, и вывернутая рука Муравьева сама выронила нож. Дима его поднял, поднял за шкирку тощего Муравьева, тряхнул и ударом ноги отшвырнул за поребрик.
И пошел, не оглянувшись, рассматривал трофей. Старый примитивный нож. Поморщился, кинул в урну. Возле этой каменной урны лежал неподвижно Муравьев с разбитой в кровь головой.
Ларс беспокойно ждал в машине. Вся компания, поменявшись местами, торопливо рассаживалась — Майя с Олей и собака сзади, Галя — рядом с водителем.
— Ты туда больше не пойдешь, — сказала Майя.
— Мам, что случилось-то? Подумаешь, алкаш вонючий. Ты его случайно не укокошил?
— А что с ним делать? — отвечал Дима нехотя. — Он каждый день у магазина бузит.
Свернули на шоссе и помчались.
— А был такой голубоглазенький, тихоня, — вспомнила Галя.
— Ладно, больше ни слова про Муравьева. Забыли! — приказала Майя и закрыла глаза.
— Его еще этот бородач отмутузил, я первая подошла и глазам не верю… — тараторила Галя.
— Тимурчик? — невзначай поинтересовалась Майя.
— Ага, — сказала Оля, обняв пса и расслабившись. — Мам, я с вами не поеду. Только до Абдуловки.
Все ясно, у девочки уже есть кавалер, и душой она далеко. Майя кивала молча, с закрытыми глазами.
За окном тянулись скучные промышленно-гаражные пейзажи. Прилепившийся к городу поселок совсем захирел. Пустыри да остатки бараков у заброшенной железнодорожной ветки. Старые вагоны, склады, два кирпичных, без окон без дверей, дома.
Майя осторожно переступала через доски вывернутого пола. Поглядывала наверх — не рухнет ли потолок. Оступилась, ударилась коленкой.
— Черт! А стены крепкие.
—Фу! — Галя зажала нос. — А здесь чем-то пахнет.
— Дерьмом, — сказала Оля. Остановились в темном помещении со следами человеческого обитания.
Чайник, колченогое кресло, дырявое корыто, стены исписаны во много слоев на разных языках. Майя щелкнула зажигалкой. Поверх чужих «факов» и наивных «Вова+Ира» — с размахом, крупно — «Бей жыдов, спасай Россию!» Оля засмеялась, подробным взглядом художника изучая настенную роспись,
— Мам, а разве жиды пишется через «ы»?
— Перепачкаешься, — Майя потянула Олю назад, в открытый с двух сторон коридор. — Иностранка в России.
— Нет, я читала у Достоевского…
— Тихо, там кто-то есть…
В другом конце длинного строения врубили веселую музыку.
— Бомжи, наверное. — Галя ковыляла сзади, зажимая нос. — Везде теперь бомжи расплодились.
— Ну почему бомжи? — разговорилась Оля, когда вышли на воздух и нашли облупленную скамейку в бывшем палисаднике. — Просто приезжие. Не все же могут за гостиницу платить. Ты сама вон сторожишь чужую собаку. — Ларс прибежал с какой-то дрянью в зубах, стал прыгать вокруг Оли. Женщины, подстелив газету, сели под чахлым деревом. — В