Книга Только никому не говори. Солнце любви - Инна Булгакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Много чего мог, — перебил Петр Романович, с жалостью взглянув на «бедную дурочку» (такое вот определение подвернулось). — Когда у Поля начался припадок, Игорь вышел на площадку.
- И что? — выдохнула Тоня.
- И позвонил в нашу дверь.
- Нет!
- Игорь признался. Я не говорю, что он вошел — но предупредил Маргариту (будто бы через дверь), что про нее все всем известно.
- По дружбе!
- Свинья-друг, — ляпнул Петр Романович неожиданно и сам на себя подивился и поправился: — Не возмущайся, я не про него. просто Подземельного повторил, по другому поводу. Так вот, по дружбе Игорь скрыл бы позорный секрет невесты и от Павла.
- Его откровенность с другом как раз и доказывает невиновность.
- Невиновность в чем? Преступление еще не произошло.
Тоня молчала; тут почувствовал он, что она вся дрожит едва заметной внутренней дрожью.
- Тонечка, не пори горячку прежде времени, вы супруги любящие, верующие. Правда, меня всегда несколько удивляло.
- Что?
- Семейная жизнь для постороннего — за семью печатями. Почему у вас нет детей?
Она опустила голову.
- Вам же грех предохраняться.
- Хорошо, — произнесла после паузы. — Я скажу тебе то, что знает только наш духовник. Мы живем, как брат с сестрой, в своеобразном монашестве.
Петр Романович аж присвистнул.
- Зачем же такие плотские истязания и соблазн?
- Страшно иметь детей в страшном мире.
- Это тебе Игорь такие песенки поет? И духовник одобряет столь трусливую позицию?
- Нет. Отец Платон говорит: надо доверять Промыслу. Бог каждому дает по силам.
- Ну и?
- Игорь пока боится.
- Поставь перед выбором: или настоящее монашество — или полноценная семья.
Нежно-застенчивое лицо Тонечки затвердело, тоненькие брови под голубым платочком сошлись у переносицы.
- Я так и сделаю.
- Извини за вторжение в частную сферу.
- Не надо. Ты не из праздного любопытства, и я, кажется, догадываюсь о подоплеке твоей неделикатности.
Ну и слава Богу, что не надо вдаваться в эту грязь, взрослому человеку без объяснений должно быть известно: есть болезни, последствия которых могут сказаться на потомстве.
После выразительного молчания она прошептала:
- Но надеюсь, что ты ошибаешься.
- Будем надеяться. Тоня, ты помнишь тот день, девять лет назад.
- Последний наш с тобой разговор произвел чрезвычайное действие: восстановил происшедшее в подробностях.
- Замечательно. Расскажи, как ты пришла к Игорю, во сколько.
- Я расскажу больше, — прервала Тоня. — В тот день я заходила к Маргарите — вот когда она примеряла фату перед зеркалом. А я сказала, что у меня еще ничего не куплено к свадьбе. «Не торопись, — она захохотала. (Я, конечно, передаю приблизительно, но интонацию помню точно.) — Мужчины такие свиньи!»
(«И свинья-друг тебя не мучает?» — опять вспомнился Подземельный.)
- Я начала возражать, а она: «Да, есть исключения, есть. Например, тебе повезло». — «А твой Павлик?» — «Павлик не из нашего свинарника, он из другого мира, другой, таких больше нет. Знаешь, он заболел на даче», — проговорила она с таким страданием, что я предложила: «Давай сегодня к нему съездим».
- То есть у вас не было договоренности о свидании с Игорем на вечер?
- Не было. Но Маргарита отказалась: «К семи мы не успеем вернуться».
- К нам она и пришла в семь! Ты не уточнила, что у нее было назначено к этому сроку?
- Уточнила. «Дорогая для меня встреча».
- «Дорогая»? Двусмысленный эпитет.
- Понимаешь, я до похорон не имела понятия, что из себя представляют ее родители. Археологи, врала она, вечно в отъезда, квартиру выгодно сдают, потому она и снимает клетушку. Ну, я и поняла так: встреча с отцом или с матерью.
- Это уточняет картину! — воскликнул Петр Романович. — В наш Копьевский Маргарита не явилась импульсивно: вечерок был обусловлен заранее. Так вот почему ты пошла к жениху!
- Я не отдавала себе отчета — вдруг ужасно захотелось его увидеть, — но сейчас, задним умом, понимаю: что-то меня встревожило, какие-то намеки, язвительный хохот, ее улыбка… вот именно двусмысленная.
«Тот вечер был свободен только у Игоря, — соображал Петр Романович в волнении. — У моих юбилей, у Ангелевича жена.»
- Ты пришла к семи? У тебя был ключ?
- В восьмом часу. Ключ у меня был, но я им не воспользовалась: позвонила, открыл Игорь, очень взволнованный, начал рассказывать про Маргариту, про скандал за столом. Тут Подземельный грохнул в дверь и возвестил: «Убийство у Острогорских!»
- Как себя вел твой жених?
- Мы оба были в шоке.
- Где-нибудь по дороге, во дворе ты не видела Павла?
- Нет. Только дедушку, когда была в тоннеле. Он вошел в подъезд, а я еще во дворе посидела, как-то тревожно.
- Постой! Какого дедушку?
- Вашего. Ипполита Матвеевича.
Дедушка, в одних подштанниках, напоминающих кальсоны, полол морковь. «Погоди, закончу». Петр Романович, точно ученый пес на поводке, взявший след, нетерпеливо наблюдал за движениями дичи: как упруго перекатываются мускулы под сизо-рыжим пушком на плечах и на спине. Дай Бог каждому такое здоровье! Философ (и сам силой не обделенный) засомневался, справится ли он, в случае чего.
Наконец уселись за столик в теньке. «Примем по стаканчику?» — «Нет, нет, мне некогда». Одновременно закурили, каждый свои; полковник, как и зять, предпочитал папиросы.
- Ипполит Матвеевич, в свете новых данных, вернемся к вашему твердокаменному «сидению в прихожей» девять лет назад. — Петр Романович пошел напролом и тотчас почуял, как старик напрягся.
- Что за новые данные?
- Вас видели, — сообщил «сыщик» туманно.
- На пушку берешь?
- Клянусь. Свидетель готов дать официальные показания.
- Кто свидетель-то?
- На очной ставке узнаете.
Полковник, также проявив нюх, поверил; очень светлые, как у дочери, холодноватые глаза вонзились в лицо собеседника.
- Да, виноват, — отозвался сдержанно.
- В чем?
- В сокрытии данных.
- Ну?
- Я правда выходил.
- Куда?.. Что молчите?
Бравый старик и впрямь как-то внезапно состарился, съежился, сгорбился. Бьет на жалость!