Книга Круговорот чужих страстей - Екатерина Риз

— Всё в порядке? — Аня подошла к ней, поставила сумку с покупками на скамейку рядом с Алёной. — Та выглядишь расстроенной.

— Есть от чего расстроиться, — созналась Алёна. Поднялась, а все газеты выбросила в мусорную корзину неподалёку. На сестру взглянула. — Всё необходимое купила? Теперь пойдём, порадуем чем-нибудь себя. Да и Ваню нужно приодеть. Кроссовки вдрызг разбил.

А в деревне было тихо, особенно вечерами. И именно вечерами тревожные мысли и одолевали. В доме принято было ложиться не позже десяти, становилось тихо и темно, в том числе и на улице, даже собаки не лаяли. В деревне всего пара десятков домов, и преимущественно проживали пенсионеры. Они тоже ночами не бодрствовали и электричество понапрасну не жгли. И когда Алёна, уложив Ваню спать, выходила на улицу, никого кроме сверчков слышно не было. Она садилась на бревно за домом, куталась в кофту матери, и именно в эти моменты хотелось выть и устроить истерику. При Ване было нельзя, и при родителях нельзя, и днём приходилось сдерживать себя, отвлекать чем-то, наверное, поэтому с таким воодушевлением помогала матери по дому. Даже щи варить научилась, и чрезвычайно гордилась собой. А вечером, оставшись наедине со своими мыслями, опять же ревела. Кому она их варить собирается?

Днём иногда забирала Ваню и Роско, и они шли гулять. По полям, поднимались на опушку леса, спускались к реке и даже доходили до цепочки маленьких озёр, прозванных кем-то в незапамятные времена Светлыми. А это было далеко, от деревни километров семь, а они проходили их, а домой возвращались усталыми, но довольными. Долгие прогулки выматывали, и физически и морально. Кажется, даже Роско уставал. Он эти километры зачастую удваивал, носясь по полям взад-вперёд, сбрасывая адреналин и энергию.

В один из вечеров к ней отец подсел. Алёна была уверена, что все уже спят, а он бесшумно подошёл и присел, можно сказать, что рядом. Тоже в темнеющий горизонт всмотрелся.

— Что тебе не спится? — хмуро поинтересовался он.

Алёна плечами пожала, натянула на плечи кофту.

— Никак не привыкну.

— В городе под утро ложатся?

Алёна расслышала в его голосе намёк на издёвку, и голову повернула.

— Папа, ты прекрасно знаешь всё про город. Ты там половину жизни прожил.

— Это была первая половина. И не самая лучшая.

— Ах, вот оно что. — Алёна усмехнулась и покивала.

— Мать говорит, ты ревёшь.

Алёна отвернулась от него. После короткой паузы созналась:

— Иногда реву. Мы здесь уже десять дней. Ванька пока вопросы не задаёт, но скоро начнёт. Он ребёнок. А вот вы с мамой уже начали. Время идёт, а ничего не происходит.

— А чего ты ждёшь?

— Что Паша приедет! Всё остальное со временем, я уверена, решится.

— Уверенность — это хорошо.

Алёна на отца посмотрела.

— Ты опять недоволен мною?

— А чем мне быть довольным? Ты сидишь здесь, льёшь слёзы. А тот, из-за кого льёшь, в тюрьме сидит.

Алёна помолчала, потом кашлянула.

— Откуда ты знаешь?

— Алёна, я не наивный деревенский простак. И читать умею, и выводы делать.

— Понятно. Макс или Аня?

— А тебе не всё равно?

И, правда, было всё равно. Дмитрий Сергеевич тем временем недовольно хмыкнул.

— Я Кострова помню, он в девяностых как раз в депутаты подался.

— А я не помню. И мне всё равно. Я знаю одно: они всеми силами пытаются Пашу к делам отца притянуть. Чтобы он ответил и возместил. Разве это честно?

— Там не бывает честно или нечестно. Там бывает выгода.

— Выгода везде есть, даже здесь.

— Серьёзно?

— Да. Главное, с какой стороны посмотреть.

— Ты это Нюсе рассказываешь?

— Её зовут Аня, папа. И она терпеть не может, когда её называют Нюсей или Нютой. Ты знаешь об этом?

Дмитрий Сергеевич крякнул и отвернулся от неё. А Алёна печально улыбнулась.

— Извини, но я считала и считаю, что ты не хочешь слышать ничего, что тебе не нравится.

— Ты сейчас про себя?

— Не только. Папа, ей двадцать три года, что она видела? Макс и тот над ней смеётся. А за кого ей замуж выходить? Тут кроме деда Андрея ни одного холостяка на пять километров вокруг, по крайней мере, подходящего. А дальше ты её не пускаешь! Она и так боится тебе слово сказать поперёк. Да и не умеет. Я, конечно, понимаю, что ты её любишь, наверняка больше, чем меня, идиотку строптивую, но, папа, нельзя держать её на привязи вечно.

Отец нехорошо усмехнулся.

— И что ты предлагаешь? Отдать её на перевоспитание твоей тётке?

— Аню уже не перевоспитаешь, не волнуйся. Но дай ей шанс… просто посмотреть на мир. Если она захочет, она вернётся и никуда больше не уедет. Но у неё должен быть выбор. Как у меня и как у тебя. Иначе просто нечестно.

— Ты мне о честности говоришь? Ты хоть раз честно спросила у матери, что она пережила, когда нашла твою записку? Или та же Нютка?

Алёна сглотнула, отвернулась от него, а ногтями вцепилась в сырую древесину.

— Ты бы меня не отпустил, — проговорила она глухо.

— Это не значит, что нужно было сбегать из дома. Это позор, дочь.

Она руками всплеснула.

— Может быть. Но кто его, кроме нас, заметил? И я тысячу раз просила прощения. Но ты не дал мне ни единого шанса! Но, наверное, именно это было честно. По-твоему. И я, на самом деле, чувствую вину. Но куда больше перед мамой и перед Аней. Потому что из-за меня ты ужесточил контроль, и у неё не осталось не единого шанса.

— Шанса сбежать?

— Хотя бы что-то сказать в свою защиту.

— Ей не от кого защищаться. Она, слава богу, в мать пошла, а не в тебя.

— Ты путаешь, папа. Не в меня, а в тебя.

Дмитрий Сергеевич остановил на Алёне пристальный взгляд, после чего неожиданно хмыкнул.

— Что ж, может ты и права. А ты?

— Что?

— Всем довольна?

— Нет, конечно. Я же не сумасшедшая, чтобы быть всем довольной. Да и не бывает ничего гладко. Ты сам прекрасно знаешь. Но это моя жизнь, и большинство решений я принимала сама. Именно этого я хотела, а не развлечений и свободной жизни, как ты думаешь. Я несу ответственность за каждое своё решение. Даже за то, что я сейчас нахожусь здесь. — Алёна дыхание перевела и тише добавила: — Несмотря ни на что, мне есть куда возвращаться. И я это ценю. Ты меня не выгнал.

— Куда я тебя выгоню, с ребёнком?

Алёна улыбнулась сквозь слёзы, кивнула.

После Алёна долго обдумывала их разговор. Да, он не закончился объятиями и обоюдными просьбами о прощении, отец в какой-то момент просто поднялся и посоветовал ей идти спать. Но Алёна всё равно чувствовала облегчение, это был первый их разговор за десять лет. Без споров, криков и обид. Уж какие выводы для себя сделал отец, Алёне остаётся лишь догадываться, она отлично знала, насколько он упрям бывает и непримирим, но почему-то она была уверена, что пусть маленький, но шаг к примирению сделан.