Книга Все схвачено - Дуровъ

Очкарик, не дослушав, начал смеяться. Смеялся долго и навзрыд, даже носовой платок использовал по назначению.

– Остроумно, – сказал, отсмеявшись. – Вы по-прежнему свободны… А к чему анекдот-то?

– А к тому, что судьба – это понятие одного масштаба, а случай – совсем иного.

– Но случай может изменить судьбу.

– Как?

– Ну, например, я бы встретил не свою жену, а другую женщину и полюбил бы ее, и жил бы с ней по сей день…

– Плохой пример. Во-первых, вы и не подозревали бы, что встретили не ту женщину. Во-вторых, это вряд ли помешало бы вам выстроить судьбу или биографию, которую вы выстроили благодаря себе самому, а не вашей половинке… И потом, сообщив мне о своем нежелании получать от нашей Конторы информацию и, тем более, рекомендации, вы подтвердили вечную истину о предначертанности судьбы. Детали – да, могут варьироваться. Главная линия – нет. Она предначертана! Слово-то, послушайте, как звучит! Как рок… Кстати, синоним слова «судьба»… Впрочем, каждый волен изменить судьбу. Вроде бы – сам!

– Давайте вернемся к моему предложению, – сказал Очкарик. – Ваша Контора как к этому отнесется?

– Закрыть проект? Так формулируем?

– Именно так.

– Не знаю, – соврал Легат. – Я ж не конторский, я ж в этом деле – случайно… Ну, отказались и отказались. Ну, пришел курьер, а ваш Стратег документы у него не взял. Или взял и порвал, когда тот ушел. Или не порвал, а спрятал, как компромат против вас. Как он вообще – Стратег?

– Вообще неплох, – усмехнулся Очкарик. – Но ваши предположения…

– А что мои предположения! Я ж изначально писатель. Я ж вам про всех знакомых мне ваших подчиненных могу предположить столько, что вам их не увольнять, а расстреливать придется. Так что не верьте в гипотезы. Верьте фактам. А факты знаете вы, а не я. И не моя Контора. Им легко оттуда советовать. А вам, как я понимаю, ответ держать придется перед… – не сказал, перед кем, но многозначительно поднял указательный палец вверх. Типа они – там. Может, члены Всевышнего Бюро. А может, и сам Всевышний.

– Значит, прекращаем отношения?.. – элегически задумчиво спросил Очкарик.

Как-то это на него похоже не было.

– В некотором смысле, – ответил Легат. – Чтоб не сказать – в прямом. Я был бы рад время от времени навещать вас. Хотя как? Я появился, а вы, допустим, в зарубежной командировке. Так что, как ни грустно, придется свернуть дружбу.

– Ваша Контора того же мнения?

– Увы! Или не увы, кто знает… – не захотел говорить правду.

Почему не захотел – не ведал.

– Думаю, что ваш куратор, Полковник знает.

Интересное заявление! Откуда взялся подтекст?

– Отчего вы так думаете?

– Он – очень прямой человек. – Очкарик ушел от прямого ответа. – Конторской выделки, это, поверьте, комплимент. Только сдается мне, что полковник он – по званию, а вот по должности…

– Замнач управления, вот и вся должность, – забеспокоился Легат. – Умный он просто…

– Это есть… – подтвердил Очкарик и сменил тему. Сказал нежданно: – Хотелось бы, чтоб память осталась…

– А это от нас с вами зависит. Я вообще-то человек памятливый.

– Я тоже, – сказал Очкарик.

– А знаете что, – вдруг оживился Легат. – У вас есть ваша фотография?

– Есть, конечно. У помощника. А зачем вам?

– А на память. Вы мне ее надпишете, дату сегодняшнюю поставите, я ее у себя в кабинете в Службе в рамочке на стенку повешу – все обзавидуются.

– Все будут думать, что вы зачем-то добыли мою фотографию и подделали подпись. Кто поверит, что я вам, семнадцатилетнему, надписал снимок?

– А допустим, что вы посетили мою школу, а я, как спортсмен и отличник, вас приветствовал написанным школьным директором спичем. Пойдет?

– Пойдет, – засмеялся Очкарик… Встал, подошел к рабочему столу, снял трубку связи с приемной: – Принесите мне мою фотографию. Только получше и побольше.

Фотки, видимо, лежали не в долгом ящике, потому что помощник появился буквально через минуту и в вытянутой руке держал две черно-белых портретных фотографии размером восемнадцать на двадцать четыре. Как и положено.

– Спасибо, свободны, – сказал Очкарик, забирая фотки и протягивая из Легату: – Какую надписывать?

В принципе никакой разницы не было.

– Эту, – ткнул пальцем Легат.

Очкарик вернулся к столу, сел за него, взял черную перьевую ручку и что-то написал. Символически помахал карточкой, чтоб, значит, чернила быстрее просохли, понес подарок Легату.

– Вот.

– Спасибо, – ответил на «вот» Легат. – У меня в тоннеле у ворот сумка, я карточку в трубочку сверну, спрячу и не сомну. А в Столице – в рамку и на стену. Легенду вы знаете… – Он встал, потому что Очкарик продолжал стоять. Видимо, аудиенция закончилась. – Что мне сказать в нашей Конторе?

– Скажите, что я благодарен за долгую и бескорыстную помощь. Скажите, что я и мои сотрудники считают, что наши отношения стали хорошей школой и для нас и, не исключаю, для ваших специалистов. Скажите, что в дальнейшем… да с нынешнего дня!.. мы будет работать сами. А что получится, ваши люди уже давно знают. Полагаю, то и получится. Ничего изменять мы не будем… – повторил жестко и по слогам: – Не будем!

– Я понял. Скажу все и от себя кое-чего добавлю. Пусть послушают. А услышат или нет – это уж не мое… Действительно рад был общению. И спасибо за тех, с кем вы меня познакомили.

– Эти знакомства вам как-то были полезны?

– Буквально – никак. Да и в чем? Я же, как говорится, не местный. Да и не ждал я никакой пользы. Но зато понял что-то, что не понимал раньше.

– Что именно? – поинтересовался Очкарик.

А Легат вежливо отшил его:

– Извините, но это – личное. Спасибо вам и – прощайте.

Намеренно употребил это окончательное и бесповоротное «прощайте».

И Очкарик не спорил:

– И вам спасибо. Прощайте.

Легат пошел к двери и вдруг вспомнил. Может, и зря вспомнил… Притормозил, обернулся: Очкарик как стоял, так и стоял. Смотрел вслед.

– Вы сказали, что не будете ничего изменять. У меня нет ни одной причины для несогласия с вашей позицией. По-любому – логично… Но уж простите за не всегда наказуемую инициативу. Вспомнился один факт. Не специально. Я скажу?

– Я не вправе заставить вас молчать. Говорите, конечно.

– Мы начинаем путь в ваше время от места, где три года назад открылась гостиница «Страна». Ход в тоннель начинается в ее подвалах… Кстати, увы, но ее снесли недавно. Опять хотят построить новодельный Старый Центр. Есть у нашего Головы большая любовь сносить и строить… Но я о другом. Просто к сведению. Как хотите, так и используйте… Двадцать пятого февраля семьдесят седьмого года около половины десятого вечера в «Стране» случится самый большой в послевоенной истории Столицы пожар. Погибнут сорок два человека. Будет много раненых. Более сотни номеров гостиницы выгорит. Причины пожара так толком и не обнаружат… Мы с вами прежде все больше о политике, о взаимоотношениях внутри и вне. А это – про людей. Просто – к сведению… И еще раз спасибо! И прощайте…