Книга Зеркальщик - Филипп Ванденберг

Я поспешно пошел по следу, оставленному колесами на земле. В лесу я заметил проход из обрезанных ветвей, напоминавший арку крестового хода. Я шел по нему примерно с полмили и давно потерял повозку из виду, когда внезапно увидел проезжую дорогу, обсаженную с одной стороны дубами, а с другой — соснами, в точности так, как описывал лесной человек.

Помня о его предостережениях, я не стал даже ступать на нее, а пошел слева, по сосновому лесу. Повозка передо мной, казалось, летела, потому что я не слышал ни единого звука и на дороге не было видно следов. Сбежавший великан рассказывал мне такие страшные вещи, что кряжистые, поросшие мохом сосны с большими запутанными корнями казались какими-то чудовищами, вроде гномов или даже страшных драконов. Другие деревья стояли, как часовые, слегка покачиваясь. Я вздрогнул. Мне почудилось, что меня коснулась ледяная рука, но это был всего лишь пожухлый влажный лист дуба, упавший мне на лицо под тяжестью росы.

Дорога казалась мне бесконечной, идти по влажной мягкой лесной земле было очень трудно. Я запыхался, дыхание сбилось с ритма, и время от времени я останавливался и прислушивался, открыв рот, к жутковатой лесной тиши, но слышал только шелест листьев да мягкие шорохи падающих под каплями росы листьев.

Должно быть, я шел вдоль дороги очень долго, прежде чем впереди стало светлее. Казалось, что тропа впадает в залитую солнечным светом опушку. Я замедлил шаги и, словно вор, стал красться на цыпочках. Стараясь, чтобы меня не заметили, я сошел с дороги; внезапно деревья осветились, солнечные лучи добрались даже до подлеска, и через несколько шагов взгляду моему открылся удивительный вид.

Казалось, лес специально вырезали по кругу. Посреди него возвышался окруженный наполовину разрушенной зубчатой стеной замок, над стеной высились башни и дома. Это была деревня, да что я говорю, город, в котором было очень много людей, по крайней мере, так можно было предположить по звукам, которые доносились из-за стены. Городские ворота, высота которых была в три раза больше их ширины, были укреплены огромными поперечными балками.

С двух сторон их обрамляли узкие прямоугольные башенки. Ворота были закрыты и, судя по конструкции, абсолютно неприступны.

Я насчитал в городе еще четыре башни, три из которых были с острыми крышами; четвертая, самая высокая из них, отличалась от других не только высотой, но и тем, что была полуразрушенной. На каждом из семи этажей крошился камень, кладку пересекали широкие трещины, а сквозь крышу были видны перекрытия.

На горизонте за городом вздымался лес, И я подумал, что оттуда можно бросить взгляд внутрь крепости. Поэтому я решил обойти крепость под сенью леса и взобраться на холм с противоположной стороны.

Дорога заняла почти целый день, зато теперь я знал размеры крепости, которая оказалась больше, чем я поначалу предположил. Подлесок порос терном, и, чтобы добраться до цели, приходилось идти в обход. Наконец я взошел на холм, который оказался каменистым. Лес на нем был совсем негустым. Я спешил, зная, что, чтобы заглянуть внутрь крепости, мне нужно добраться до вершины холма до наступления темноты.

Когда я, задыхаясь, добрался до цели и выглянул из-за деревьев, чтобы бросить взгляд вниз, я почувствовал сильный удар по лицу, лишивший меня чувств. За долю секунды между ударом и последовавшей за ним болью в голове пронеслась мысль, что меня ударила молния. Потом у меня потемнело перед глазами.

Первое, на что я обратил внимание, когда сознание вернулось ко мне, — это абсолютная тишина. Затем я различил потрескивание факела. Страх парализовал меня, я подумал, что лежу на костре. Мне хотелось выпрямиться, убежать, но казалось, что мои конечности налились свинцом. Члены мои были неподвижны, необъяснимая тяжесть приковывала меня к моему ложу.

Призвав на помощь все свои силы, я смог открыть глаза. Из темноты показалось знакомое лицо. Это был Фульхер фон Штрабен, называвший себя Гласом.

Я знал Гласа как чуткого, едва ли не добродушного человека, но теперь в его склонившемся надо мной лице читалась угроза. В его глазах горел красноватый огонь, казалось, из них сыплются искры. Я старался не смотреть в них, но мои глаза, которые я с таким трудом открыл, теперь не хотели закрываться. Поэтому я бесконечно долгое время смотрел на Гласа и не мог избавиться от ощущения, что он поймал меня взглядом. Я хотел кричать, защищаться, завязать драку, но его взгляд парализовал все мои мысли.

Наконец Фульхер прекратил свою ужасную игру и заговорил тоном, которого я никогда не слышал. Он сказал:

— Мастер Мельцер, вы злоупотребили моим доверием! Любопытство — враг доверия. Зачем вы это сделали?

Я хотел ответить ему, хотел сказать, что во всем, что касается искусственного письма, я слишком часто разочаровывался, удивлялся и ошибался, и что я должен был удостовериться в том, что Boni homines не преследуют дурных целей. Но странным образом мои уста не желали говорить. Я не мог произнести ни слова, как ни пытался.

Казалось, Глас прочел мои мысли, потому что продолжил:

— Я сказал вам правду о нашем братстве, по крайней мере, ту часть, которую вам нужно было знать. Каждое лишнее слово, каждое дополнительное знание должны были привести к неприятностям. Или вы знаете больше, чем я вам сказал, мастер Мельцер?

Я отрицательно покачал головой — так сильно, что у меня заболела шея — потому что боялся Гласа. Я чувствовал себя удивительно беспомощным, мне было страшно. Единственное, что двигало мной в тот момент, это страх.

— Почему, — продолжал Глас, — вы еще не приступили к выполнению заказа? Вместо этого вы занялись шпионажем, крадетесь тут, как вор. Вы что же, думали, что наша крепость не охраняется и каждый, кто заблудился в лесу, может сюда попасть? Разве вы не видели деревьев, похожих на ландскнехтов? Это были не деревья, мастер Мельцер, это были наши стражи, и их число больше, чем число стражников в Ватикане. В этом месте все не так, как везде: нижнее — сверху, а все дьявольское — свято; мы считаем глупостью то, что все считают мудростью, самые сильные яды становятся здесь лекарствами. Вы сами сейчас оглушены воздействием одного из этих ядов, так вам будет легче понять нашу правду. Я знаю, что вы слышите мои слова, но ничего не можете сделать. Пройдет немного времени, и вы снова будете контролировать свои чувства и ответите на все мои вопросы.

С дьявольской улыбкой на лице Фульхер фон Штрабен повернулся к низенькой сводчатой двери и исчез из моего поля зрения. Я видел только круг, как будто смотрел в трубу, поэтому мне трудно было разглядеть что-либо в комнате, в которой я находился. Мощные, выкрашенные сажей балки поддерживали свод надо мной, а на стене рядом с дверью потрескивал факел. Слева я увидел залитый светом проем размером с ладонь, который вел от внутренней стены к внешней. Насколько я мог судить по ощущениям своих непослушных пальцев, я лежал на деревянной скамье. Но прежде чем я смог подумать о чем-либо еще, меня сморил сон.