Книга Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 7 - Алан Дин Фостер

тоже голодали; они были медлительными охотниками, но очень уверенными в том, что их ждёт добыча. Многие из жителей деревни находились без сознания или просто в шоке, ожидая, что их схватят и съедят, но Нагайе имели свое собственное представление о веселье и сначала охотились на бегущих.

Он смотрел, как бежит женщина, служившая алтарем, её обнажённое тело было ясно видимой мишенью, освещённой чёрным светом Его собственной тьмы, когда она пыталась избежать жадных когтей Нагайе. Спасения для людей не было, теперь Нагайе находились повсюду, и из чёрных адских ям Тёмного Холма появлялись всё новые и новые охотники. Они окружили девушку, наблюдая, как она мечется в панике прежде чем они добрались до неё, и они очень медленно расчленили ее, съедая каждую оторванную часть, прежде чем взять себе другой кусок от безумно визжащего и извивающегося тела. Всё время принадлежало им, а она всё время умирала.

Он наклонился ещё раз, теперь подняв одного из бегущих людей до неба. Это оказался викарий. Лишённый каких-либо эмоций, кроме ненависти, Он сжимал человеческое существо, пока оно не открыло рот в агонии; тело викария извивалось, когда рёбра ломались и пронзали живот и лёгкие. Затем Он сформировал из себя длинный крючковатый гвоздь и просунул его через рот и горло викария, разрывая того изнутри и роняя грязные куски на землю.

Я сошёл с ума, — беззвучно кричал Герберт. Пожалуйста, позволь мне умереть, пожалуйста, позволь мне сойти с ума, чтобы мне не пришлось смотреть. Пожалуйста, пожалуйста!

Теперь Он обратил внимание на ожидающую деревню, и из его внешнего тела дождь тёмных дрожащих щупалец спустился к домам, сокрушая их и тех, кто всё ещё был внутри, разрывая крыши и стены, обнажая внутренности домов. Он даже спустился в подвалы, охотясь за теми, кто пытался спрятаться. Его щупальца находили людей, когда он раскалывал дома, как яичную скорлупу, и поглощали их, и Герберт ощущал их микроскопические души в своих отростках — щупальцах тьмы. Он плавил их кости и питался оставшимся бесформенным месивом, оставляя после себя только мокрую слизистую кожу.

X. Всё-Время

Герберт Рамон вцепился в себя, его сущность теперь была близка к бессмысленно визжащей дрожи, Искре Бытия, осколку целостной сущности, которая знала себя как Сайегу, Существо, Выжидающее во Тьме. По мере того, как рос Сайега, расширялся и сам Герберт, и та его рациональная часть, которая всё еще существовала, осознала, насколько сильным было тело отца/матери. Это был не меньший элементаль земли, чем его брат Ниогтха. Герберт оказался где-то, и всё же нигде, в не-пространственном, не-временном плане существования. Долина, небо, сама Земля — всё казалось нереальным, как игрушки его воображения, таким хрупким и неважным. Его духовное тело расширялось в не-пространство/не-время, которое было всем-пространством/всем-временем в той же самой вечности. Звёзды пылали золой в Его/его теле, постепенно уменьшаясь по мере того, как он рос вне Земли и поглощал их, но в то же самое мгновение у него возникло нереальное впечатление, что Он/он становится всё меньше, сжимается всё время вместо того, чтобы расширяться, потому что вокруг Себя/себя он ощущал присутствие других, которые были ещё больше, чем Он/он, и ещё более пугающими в своём существовании. Он почувствовал ледяные пальцы спящего существа в Р'льехе и с ужасающей ясностью увидел и понял, где на самом деле находится Р'льех, и он отпрянул от враждебного огнедышащего существа, которое было Ктугхой, что наполнило его чувством абсолютной ненависти и отвращения. Он ползал вместе с Цатоггуа, Существом-Жабой, и в застывшем мгновении безумия он танцевал в центре Хаоса, вращая свое микроскопическое/гигантское тело перед слепым богом-идиотом Азатотом под звуки безумных флейтистов. Он вбирал в себя одинокие звёзды, затем целые галактики, но не касался их по-настоящему, а пробовал на вкус их реальность и вбирал всё это в себя по мере того, как рос, чувствуя триумф и страх по мере приближения ко Всему.

Уббо, — кричал его разум, — Уббо-Сатла, Нерождённый Источник, помоги мне сейчас! Великий Абот, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат, сломайте оковы! Помогите мне теперь, когда я свободен, разрушайте барьеры, я свободен, Старшая Звезда сломлена, и я свободен! А теперь идите и помогите мне, и помогите себе самим. Разбейте звёзды, они стары и слабы. Помогите мне, и вы тоже будете свободны!

И всё же в его мольбе о помощи присутствовал необычный страх, который накапливался по мере того, как он расширялся и прикасался ко Всему, когда его уносили во Всё, где не-время и не-пространство были всем-временем и всем-пространством. Он бормотал и кричал, выплёвывая звуки, как глотки отвратительной чёрной рвоты, которая покидала Всё и возвращалась к Нему. Его расширенное тело было поглощено Всем и стало частью Него, частью вечной пытки и бытия всем, искажённым, разорванным единым существованием. Чужеродные силы бросались на него, и он чувствовал, узнавал и понимал их, и кричал в бессмысленной, вечной чужеродной агонии. Древние и Старшие Боги, Начало и Конец Всего Творения, чёрное и белое, ночь и день, начало жизни и её последний телофазис[14] — все они были разорванными клочками продолжающегося, никогда не начинающегося, бесконечного круга, разбитой головоломкой бессмысленного сложного Существа, которое было всем-временем, всем-пространством! Он чувствовал, что раскалывается, что его разрывают на части силы, исходящие от него самого, но каждая из этих отдельных сил была больше и могущественнее, чем он сам, взрывом абсолютного ужаса, и всё это пребывало в равновесии. Он нашел путь в чуждую тьму, и Полная Тьма была смесью всех цветов, не в чёрных дырах между звёздами, и не в альтернативных мирах примитивной чёрной и белой магии, но внутри, внутри всего и внутри каждой из бесчисленных вещей и существ, которые создали всё и поддерживали его существование бытием.

Кричащая часть, которая когда-то была Гербертом Рамоном, тогда поняла, что бесполезно ждать помощи от других, потому что все они сражались сами с собой; все они были лишь фрагментами, изолированными осколками Всего, отражающими Его вечную двойственность в себе, пленники и стражники самих себя, сражающиеся с их собственным внутренним разумом, и он был такой же частью их всех, как и он был частью Всего, и все они были с ним. Не было ни эмоций, ни мыслей, только равновесие. Сайега закричал.

Он продолжал кричать, и этот крик стал неотъемлемой частью его реальности, вопль полного отчаяния от осознания того, что всё потеряно, потому что никогда не могло быть достигнуто, потому что победитель, проигравший и ставка были одним и тем же непрерывным потоком. Он начал сжиматься, взрываясь сам