Книга Московское метро. От первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935) - Дитмар Нойтатц

К общим чертам самосознания метростроевцев, у которых были взяты интервью, относится наблюдение о том, что они обучились не только профессии строительного рабочего, но в кратчайший срок получили всестороннюю подготовку: «За 16 месяцев я освоил три профессии: проходчика, бетонщика и плиточника. Я могу свободно работать по этим специальностям», — рассказывал один бригадир. Один из опрошенных комсомольцев чувствовал себя специалистом в пяти профессиях: «Сегодня ты землекоп, завтра квалифицированный проходчик, послезавтра крепильщик, потом плотник и т. д. С 24 октября наша бригада работает на устройстве так называемого изоляционного зонтика на станции. Это гидроизоляционная работа по системе инженера Моргана. Тут нам приходится работать и бетонщиками и высококвалифицированными плотниками и жестянщиками и изолировщиками. Мы сейчас за это дело деремся как будто с успехом». Уполномоченный по кадровым вопросам подчеркивал в этой связи пластичность и гибкость, с которыми почти каждый рабочий брался за дело: «Как мы рабочих перестраиваем. У нас все рабочие по тоннельным работам имеют по несколько профессий, по несколько квалификаций. Сегодня он — проходчик, завтра — крепильщик, потом — бетонщик, штукатур, наконец, мраморщик — все, что хочешь. Некоторые рабочие имеют по 10 профессий и больше. И все это они приобрели на Метрострое исключительно. В большинстве своем здесь молодежь идет впереди, быстро переквалифицируется. При этом у нас большая сеть курсов — по изоляции, по бетону и т. д.»

Для создания нового человека еще важнее, чем профессиональная подготовка и гибкость, было изменение его сознания и повышение культурного уровня. Не только в беседах с метростроевцами, но и в стенограммах партсобраний и в производственной прессе часто встречаются выражения «он работал над собой» или «я работаю над собой». Складывание нового человека происходило не только в пассивной форме влияния окружающей среды, но и благодаря активному участию в этом самого человека. Прежде всего, в комсомольской среде многие вынашивали честолюбивый план подняться на уровень социалистического человека благодаря собственным активным усилиям. На собраниях или в многотиражках они отчитывались в том, как работают над собой, что читают, какие политические и общественные мероприятия посещают и т. д. Метрострой стал для них «школой» или даже «университетом»: «Когда я работал на Метрострое, я ни на минуту не забывал о своем культурном росте. Я отрабатывал смену в шахте, затем шел учиться на рабочий факультет. […] Рабфак я еще не закончил, но прошел большой университет Метростроя, который меня многому научил. Сейчас я могу работать при любых условиях».

Сами за себя говорят заголовки в выпущенном по случаю открытия метро сборнике «Рассказы строителей метро»: «Я вырос на метро», «Воспитательная бригада», «Мы работали, боролись, учились», «Работать и учиться», «Кто нас всему обучил», «Рост людей», «Работа над качеством людей», «Университет на большой глубине».

По имеющимся источникам нельзя определить, насколько подобного рода выражения молодых коммунистов отвечали их внутренним убеждениям или же речь идет просто об использовании пропагандистского дискурса, поскольку все эти изречения возникли в полуобщественном контексте. Интервьюируемым, авторам дневников или участникам вечеров воспоминаний было ясно, что их высказывания могут быть опубликованы, и это обстоятельство оказывало на них обратное воздействие[182]. В то время как высказывания опрошенных о собственных мотивах являются гетерогенными и потому представляются близкими к реальности, рассуждения о «росте» производят впечатление явного стереотипа. Часто говорили то, что хотел услышать интервьюер.

Иногда по записям бесед можно отчетливо проследить внешнее влияние: представление о Метрострое как «университете» возникло не у самих метростроевцев, а было внушено им на собраниях или даже самим интервьюером. Наглядным примером того, как интервьюер вкладывает в уста опрошенного желательные выражения, является беседа писателя Бориса Пильняка с уполномоченным по кадровым вопросам Кузнецовым:

«Пильняк: Можно приписать Вам такие слова, что метростроительство в Москве — университет для квалифицированных рабочих.

Кузнецов: Правильно. […]

Пильняк: Если это университет для рабочих, то какие там факультеты? Первый преподаватель и профессор — партия. Второй преподаватель и профессор — правительство. Третий преподаватель и профессор — комсомол. Не правда ли?

Кузнецов: Правильно.

Пильняк: Это все не я, а Вы говорите. И четвертый преподаватель и профессор — Каганович и Хрущев. Правда, они очень много сделали?»

Воздействие «школы» и «университета» на впечатляющие истории успеха можно проиллюстрировать следующими примерами. Любимыми мотивами служили успешная «переработка» и окончательное превращение бывших алкоголиков, беспризорников и хулиганов в образцовых ударников и активистовили перевоспитание под влиянием комсомольцев «отсталых» рабочих, становившихся культурными пролетариями:

«Матросов пришел на Метрострой работать. Сама стройка его мало интересовала. Если он и оставался в шахте на две смены подряд, то только для того, чтобы больше заработать. Свое пребывание на метро он рассматривал как временную обязанность: он хотел как можно скорее ее отработать, получить побольше денег и уехать. Условия жизни его не занимали. Матросова не касалось, было ли в бараке чисто или грязно, холодно или тепло. Барак был временным явлением, он не собирался вечно жить здесь! Придя с работы, Матросов ложился на кровать в спецодежде и грязных сапогах. В ответ на замечания, что это некультурно и нездорово, он только смеялся.

Булгакова устроилась уборщицей в бараки Метростроя только потому, что у нее не было жилья. Она работала небрежно, бродила с веником по бараку, поглядывая на часы. Много таких людей пришло на Метрострой. У них не было элементарных культурных навыков. Так было вначале. Но в то же время пришли и другие люди. Это были комсомольцы, ударники крупнейших московских заводов, молодежь с культурными запросами и высокими требованиями. Они привыкли спать на чистом белье и чтобы постельное белье часто менялось. Они не хотели стоять в очереди за едой, предпочитали лучшую пищу, интересовались книгами и хорошими театральными постановками. Таких людей у нас много, и они начали задавать тон на стройке. Они хорошо работали и требовали достойного обхождения».

«Пичужкина пришла на Метрострой совершенно неграмотной. Сегодня она читает Пушкина, Лермонтова».

[…]

Бывший пьяница и дебошир Кузнецов учится сейчас на втором курсе рабфака и посещает литературный кружок. Его часто можно видеть в читальном зале. Другой рабочий по фамилии Шелякин, который никак не отличался примерным поведением, пишет теперь стихи, которые печатаются в газете, участвует в работе драматического кружка и много учится, чтобы поступить на рабфак».

Партийные секретари и комсомольцы с удовлетворением отмечали, как изменились в их окружении рабочие родом из деревни: они аккуратно одеваются, бреются, «одним словом, чувствуется культурный рост. В бараках прекратились разговоры о рабочей спецовке, о заработной плате и т. п., теперь толкуют, когда пойдет метро, говорят о том, что мы победили и т. д.» Уже в феврале 1934 г. партийный секретарь шахты 7-8 говорил о «колоссальном росте рабочих над собой»: