Книга Оппозиция. Выбор есть - Сергей Кара-Мурза

К нам понятие «левого» было перенесено в конце XIX века, и в России «левыми» стали называть тех, кто обвинял существующий порядок в угнетении большинства населения, в эксплуатации трудящихся, отстаивал идеи социальной справедливости, национального и религиозного равноправия. То есть «левые» стали ассоциироваться с борьбой за интересы большинства народа против угнетателей. Вот это различие создало впоследствии большую путаницу. Например, наши «демократы» во время «перестройки» называли себя левыми – именно на том основании, что они выступают против существующего режима за свободу личности, в том числе эксплуататоров, то есть в соответствии с западными представлениями.

«ЗАВТРА». Но ведь и в полном соответствии с отечественными: долой привилегии совпартбюрократии, каждому – по две «волги», шахтер должен отдыхать на Канарах? Хакамада вот недавно опять заявила, что не «правая» она вовсе, а очень даже «левая», социал-демократка и прочая.

С. К.-М. У нас во время перестройки с самого начала это было элитарное движение части интеллигенции, направленное, конечно, не столько против «привилегий», сколько против «совка», «уравниловки». Вспомните хотя бы их фразеологию: «агрессивно-послушное большинство», «совки», «люмпены» и тому подобное. Да и тот факт, что, по сути, вся номенклатура не только превосходно вписалась в «демократический» курс вместе со всеми своими привилегиями, но и значительно их расширила, свидетельствует об элитарности, антинародности наших «перестройщиков-реформаторов». Но эта путаница нанесла большой вред с другой стороны. Возникла серьезная двусмысленность в образе мыслей и действий нашей оппозиции. Например, КПРФ обозначила себя одновременно как левую партию и как партию государственников. Но левая партия, да еще находящаяся не у власти, не может быть партией государственников, не может работать на укрепление того государства, которое она, по идее, хочет или трансформировать, или вообще разрушить. Сегодня партия государственников – это путинцы, это «Единая Россия». Они тоже – за сильное государство, они олигархов в тюрьму сажают, они с бедностью борются… Зачем тогда компартия нужна? Потому что она – левая? А между тем в традиционной христианской культуре достаточно сильны представления о том, что всё левое – от дьявола. В Италии, например, Sinistra – это одновременно и «левое», и «дьявольское». И как может быть, что «наше дело правое», если мы – левые?

Этот вопрос поднимался еще в начале 90-х годов, когда был кризис, когда можно было эти противоречия снять. Левые – это левые, они разрушители. Любая стабильность и порядок для них невыносимы, они способны процветать только в обстановке перманентной революции, хаоса – здесь они как рыбы в воде. Но тогда было принято решение оставить всё как есть, потому что многие наши ветераны привыкли считать, что они – левые, поскольку выступают за интересы большинства народа, за социальную справедливость, то есть в советском смысле понятия «левого». Им было трудно эти привычные представления о себе менять. Поэтому, чтобы и сейчас это противоречие не трогать, давайте договоримся, что дальше под «левыми» будем понимать только тех, кто являются «левыми» именно в нашем, отечественном, а не в западном смысле. Тех, кто защищает интересы большинства, тех, кто выступает за социальную справедливость. Иначе мы из путаницы не выберемся, и всё время будем смешивать в одном слове совершенно разные понятия.

Тем более, что с режимом Путина нужно бороться, даже не будучи антигосударственниками. Потому что этот режим в его современном виде продолжает подрывать основы нашей государственности – только уже не в открытую, как при Ельцине, а под фанфары «патриотизма». Мы по-прежнему находимся в редкостной ситуации, когда нам приходится бороться с государством, чтобы сохранить корень нашей государственности.

«ЗАВТРА». Приблизительно так, как генерал де Голль выступил против петэновской «республики Виши» в 1940 году?

С. К.-М. Я бы здесь предпочел другую аналогию. Русские крестьяне в начале ХХ века тоже были государственниками. И они поднялись на борьбу с правящим режимом только тогда, когда убедились в том, что он, так сказать, «испортил» государство. Не будем спорить о том, так это было или нет на самом деле, но к 1916 году, особенно из-за Распутина, Николая II воспринимали именно в качестве главного разрушителя российского государства. И никто ему руку помощи ни перед отречением, ни после отречения не протянул: ни армия, ни церковь, ни дворянство, ни буржуазия. Все гуляли с красными бантами, аплодировали Керенскому, пока не стало ясно, что новые «столпы государства» являются еще более западнически настроенными либералами и ведут дело к полному краху России. Только тогда на авансцену вышли большевики с Лениным во главе. И за ними пошли практически все патриотически настроенные слои общества: от крестьян до царских офицеров, более половины которых служило в Красной Армии. И сегодня то же самое: у патриотических сил России на самом деле нет никаких препятствий для взаимодействия и последующего объединения на взаимоприемлемой платформе. Проблема заключается только в том, чтобы такую новую платформу выработать. И она должна быть не идеологической, а мировоззренческой, потому что идеология – это, условно говоря, только одежда мировоззрения.

«ЗАВТРА». Но, как говорится, по одежке встречают… И какие тенденции в плане развития левого движения у нас сегодня просматриваются?

С. К.-М. Налицо прежде всего кризис левого движения как часть общего мировоззренческого, культурного кризиса, который усугубляется – подчеркну: не порожден, а усугубляется, – социально-экономическим кризисом. В 80-е годы этот кризис вошел в открытую стадию, а до того существовал и развивался скрыто. После того, как в 50-е годы мы завершили послевоенное восстановление экономики, все внутренние трещины советского общества, до того сжатые внешним давлением, начали проявляться всё более открыто. А поскольку идеи социальной справедливости и братства народов лежали в основе официальной идеологии, все мировоззренческие противоречия неизбежно нацеливались на эти главные устои советского общества. Потому что все диссиденты естественным логическим путем доходили до них и в них упирались. Поэтому когда кризис вступил в свою последнюю, открытую фазу – фазу «перестройки» и «реформ», националистические и либеральные настроения стали ведущими, причем в России – с акцентом на либерализм, а в других республиках – с акцентом на местный национализм и сепаратизм. Всё это говорит о глубоком расколе общества, который касается не политических или идейных, а более фундаментальных, мировоззренческих его основ. Понимания того, что такое человек, что такое мир, что такое собственность и так далее. Поэтому у нас на одной стороне баррикад могут оказаться люди, настолько разные по своим идейно-политическимпозициям, что это западнически мыслящим либералам кажется противоречащим чуть ли не основам мироздания – вспомним хотя бы гайдаровских «красно-коричневых», когда он объяснял расстрел Дома Советов в октябре 1993 года. Между тем ни красных, ни коричневых как таковых среди сторонников Верховного Совета, если вы помните, не было. Там были самые разные честные люди, вставшие на защиту попираемыхй «демократами» принципов социальной справедливости и человеческого достоинства.