Книга Оппозиция. Выбор есть - Сергей Кара-Мурза

К. Вернемся к советской истории. Что бы вы назвали главными достоинствами советского строя и что было его слабыми сторонами? Можно ли было от них избавиться?

К-М. Вообще, на всех поворотах советской истории, вплоть до сравнительно благополучных 70-х годов, выбор делался под угрозой действия могучих внешних сил. Первой, самой приоритетной задачей было выживание страны и народа. Поэтому при всех издержках, неудобствах и даже страданиях, которые причиняло людям принятое решение, оно оценивалось именно по этому критерию. Еще Менделеев сказал, что Россия вынуждена жить бытом военного времени. Вынуждена! Никто же не предпочтет жить в окопе или казарме, если это не вызвано необходимостью. Тогда это понимали, а теперь многие забыли.

В целом и культура народа, и хозяйство, и политический режим советского общества устроились так, что по этому главному вопросу вырабатывались, обдумывались и поддерживались верные решения. Ресурсы для их выполнения собирались и через механизмы государства, и через «молекулярные» механизмы всего народа. В этом был источник большой силы советской цивилизации.

Пожалуй, первый большой сбой произошел как раз при выходе из «мобилизационного состояния», при Хрущеве. Это была очень трудная задача – изменить тип системы, набравшей большую инерцию. С 1917 г. жили «военным бытом», а тут надо было проводить «демобилизацию и конверсию». Точнее, приспособление к войне совсем иного типа – к холодной войне. Тот тип тоталитарного образа жизни, который был необходим для войны и восстановительного периода, был уже не нужен и неоправдан.

Из него стали выходить, но при этом были сделаны крупные ошибки, наломали много дров – именно из-за «незнания общества, в котором живем». И упрекать кого-то трудно, потому что теоретически проблема такого поворота была совершенно не разработана.

Вспомним хотя бы, как была начата «десталинизация». Сегодня видно, что та бригада деятелей КПСС, которая готовила эту программу, просто не понимала тип советского государства. То, как они провели «разоблачение» Сталина, нанесло тяжелейший удар по СССР, который вовсе не был неизбежным. Они впрыснули яд, который вышел гноем во время перестройки. И дело даже не в том, что лично Хрущев был не на высоте – и он, и его окружение просто не понимали, что они делают.

Точно так же мы аплодировали Горбачеву – не понимая, какие важнейшие устои нашей цивилизации он подрезает. В этом было наше слабое место, и слабость эта была почти смертельной: теория, в понятиях которой мы видели наше общество, совершенно этому обществу не соответствовала. Мы шли в опасный поход с картой совсем другой местности.

К. Но ведь накопилась огромная усталость от страшных перегрузок, надо было из мобилизационного состояния выходить.

К-М. Конечно, в этом нет сомнений. Проблема – как это делать. Сделали плохо. Сходная проблема стояла и после гражданской войны, при переходе к НЭПу, но тогда подошли к делу очень внимательно и осторожно. Теперь же, в 60-е годы, «выход из тоталитаризма» приходилось делать в исключительно сложных условиях смены поколений. Если до этого господствующим типом советского человека были люди, воспитанные в крестьянской общине и большой семье, на опыте знавшие голод и общую беду, то теперь пришло поколение людей городских, не испытавших народных бедствий на личном опыте.

До 60-х годов можно было сказать, что «народ и партия едины» – в том смысле, что имелось общее и невысказанное согласие в том, что надо устраивать жизнь по принципу «сокращения страданий». Новые поколения более или менее резонно считали, что уже можно строить жизнь по принципу «увеличения наслаждений». Представления о массовых страданиях у них уже были абстрактными. Ведь советский строй к 60-м годам успешно ликвидировал главные источники массовых страданий – безработицу, голод, невежество, широкую преступность, эпидемии и т.д. Возникла тяга к благосостоянию, требовался существенно иной тип жизнеустройства – в рамках принципиально советского строя.

Возник разрыв и взаимное непонимание поколений, а также отрыв политического руководства страны от наиболее активной и образованной части общества. Мы бы пережили это недомогание, но в части интеллигенции уже стал созревать антисоветский проект, который получил поддержку противников СССР и холодной войне. С такой коалицией советский организм не справился – недомогание перешло в болезнь, которая развивалась подспудно и плохо нами понималась.

К. Какой же все-таки главный урок советского строя?

К-М. Прежде всего, он показал на опыте, что можно устроить жизнь большого и сложного общества на принципах солидарности, а не конкуренции. Раньше это было лишь утопией, мечтой. Второй урок: можно устроить совместную жизнь народов без эксплуатации и угнетения одного народа другим. И такой строй позволяет создать мощное хозяйство и государство, способные в тяжелейших противостояниях ХХ века надежно охранить народ и культуру, не утратить суверенитета над важнейшими системами жизнеобеспечения страны (банками, промышленностью, природными ресурсами). Третий урок: при таком строе можно так вести хозяйство, что при еще сравнительно невысоком уровне индустриального развития можно обеспечить народу приличный уровень потребления и устранить тяжелую массовую бедность, социальные причины массовой преступности и тяжелые социальные болезни.

Эти уроки уже не стереть ничем и из памяти человечества не вытравить. Мир после опыта СССР стал иным.

2001

Левая идея на российской почве

На вопросы газеты «ЗАВТРА» отвечает С.Г.КАРА-МУРЗА

«ЗАВТРА». Сергей Георгиевич, прежде чем говорить о комплексе проблем, связанных с современной левой идеологией, левой политикой, левой культурой, необходимо определить ту систему координат, в которой, собственно, и существуют понятия «левого» и «правого». Ведь когда, скажем, русские князья шли на битву, ни у кого и мысли не было противопоставлять их полк левой руки их же полку правой руки. И так далее. Идейно-политический антагонизм между «левыми» и «правыми», насколько известно, возник и укрепился со времен Великой Французской революции. Именно тогда сначала «левые» посылали «правых» на гильотину, а затем «правые» – «левых», и эта перманентная гражданская война практически без перерыва продолжалась на протяжении целого столетия. Оттуда, из Франции, разделение общества на враждующие между собой, противостоящие друг другу партии распространилось на многие страны мира, не исключая и Россию. Но точка отсчета, относительно которой определялась «левизна» и «правизна», с течением времени, несомненно, сама сильно дрейфовала. Так вот, что сегодня, на ваш взгляд, вообще является «левым», а что – «правым»?

Сергей КАРА-МУРЗА. Здесь действительно заложено серьезное противоречие. На Западе, где зародилось понятие «левого», сегодня «левыми» называют всех, кто выступает против существующего строя – даже независимо от их реальной идеологии, будь это троцкисты, антиглобалисты, националисты малых народов, феминисты и так далее. Иными словами, «левый» там – это любой оппозиционер, выступающий на стороне «угнетенной личности» (или меньшинства) против господствующего «целого».