Книга Белоснежка и семь апостолов - Всеволод Пименов

— Вот зачем вам слепой переводчик! — выпалил Влад.

— Картотека скоро будет у нас, — продолжал Кузнецов, — И мы ее расшифруем. Так вот, он с его даром, образованием и опытом вычислил психотипы обладателей редких талантов. Тех, что выше пирокинетиков. Таких он называл «перспективничками» — доводилось слышать это слово?

— Да, — признался я.

— Это выраженные харизматики, люди с лидерской жилкой, инициативные, артистичные, с фантазией — словом, критериев достаточно много. Такие и без всякой магии выбираются наверх. В высшем проявлении это звезды шоу-бизнеса, политики, ученые и военные стратеги. Он выискивал «перспективничков» и «супримов» по всей стране. У себя в Новосибирске, в Красноярске, в Томске. Для этого же он мотался каждый год в Москву: в мегаполисе их найти легче. Понимаешь, к чему я клоню?

— Средь серости отыскивать таланты, как добывать в навозе бриллианты. Но если знаешь, где искать, не труд сто тонн навоза перебрать! Поэтому плотней зажавши нос, я шел туда, где собран был навоз! — с гордостью ввинтил Пахом.

— Он все-таки взялся за свой научный труд? — предположил я. — Это был какой-то эксперимент? Да?

Кузнецов едва не взвыл, пораженный моей недогадливостью:.

— Вот уж чем он занялся бы в последнюю очередь! Артем, революция одному вашему жалкому цирку была не по силам. Ему для этого были нужны несколько таких команд. Поэтому отобранных «перспективничков» он разделил на четыре вышеназванные группы. Потенциальные артисты образовали Волшебный цирк Белоснежки. Потенциальные политики — секту Нового Преображения. Третья, недавно созданная группа работает в Анапе под вывеской Летний физико-математический лагерь «Парсек». Да, да, не удивляйся, вся эта чушь о том, что магия доступна только лирикам, но никак не физикам — изобретение Отто. Он сочинил ее, чтобы ты не изводил себя мыслями о том, почему твой друг Антипов… В общем, ладно. Четвертая команда, к счастью, так и осталась в планах — он не нашел для нее обратителя. Если бы успел, у нас была бы еще одна головная боль, потому что пришлось бы иметь дело с военизированной группировкой. Так что наш безобидный Пахом мыслил глобально и действовал соответствующе.

— Постой, но ведь ты сам сказал, мы с Венди имели уникальные способности, откуда же взялись другие инициа…

— Это он так говорил, заметь, не я. Я сказал «самые редкие». Тебе не приходило в голову, откуда он узнал, что ты трансмутатор, если ему не с кем было сравнить? А? Диагноз ставят на основе знакомых симптомов. У него было четыре трансмутатора, Артем, четыре! А электроников вроде меня — шесть. И три обратителя, а это редкость из редкостей, один на сто тысяч телекинетиков. Представляешь, сколько народу нужно просеять, чтобы найти их? Обратитель — предпоследний талант в нашей схеме. Серебряный, можно сказать, медалист.

— Стоп, — прервал его я; кое-что в голове начало складываться. — Ты сам сказал, что первый проснувшийся талант навсегда определяет потолок способностей. Но Венди-то сначала проявила себя не как инициатор, а как заклинатель зверей, стало быть, эта способность еще выше? Всего-то — дрессировщик?!

Кузнецов вздохнул и как-то нехорошо зыркнул на Влада, будто спрашивая: ну что, скажем ему или будем молчать оба? Влад опустил глаза. Он уже знал.

— Она не заклинатель зверей, Артем. Она — диктатор. Заклинатель людей. Это и есть высший дар.

Венди

— Венди, открой! — упорно колотил в дверь Артур, — Пожалуйста, выйди, давай поговорим!

— Оставьте меня в покое!!! Все!!!

— Венди!

Я сидела на унитазе, захлебываясь слезами, ненавидя всех, жалея себя.

В кулаке зажаты очки Отто. Макс нашел их, когда заправлял постель. Ребята позвонили Артему, но он, должно быть, уже был под землей, и телефон молчал.

Господи, ведь ты же есть, ведь ты же все видишь, почему не дашь знак, что мне делать? Что мне делать теперь???

Если они не вернутся — как жить дальше? Зачем?..

Лучше бы Буян тогда вздел меня на рога, и мой дар никогда бы не проснулся. Не было бы цирка, никому мы не были бы нужны, и Пит был бы жив, и Отто был бы свободен… Каждый шел бы своей дорогой, платил по своим счетам, а если у кого и открылся бы дар — приспособил бы его для работы или развлечения, а не нес, как знамя в атаку. Мы просто жили бы, как все люди. Работали, спали, любили, строили дома, заводили семьи.

Вот почему революции не бывать.

На самом деле никто, кроме единиц вроде Отто, не хочет таких перемен.

Полно среди нас магов, но разве я знала бы об этом, не скажи мне Отто?

Маги — они люди, не боги. Живут среди других таких же работающих, спящих, любящих, строящих дома и заводящих семьи. По-другому нельзя. Если по-другому, ты изгой. А никто не хочет быть изгоем. И я не хочу, никогда не хотела.

Я мнила себя избранной, не задумываясь о том, что «избранный» и «изгой» — почти синонимы. И главный смысл обоих слов прост: от тебя ничего не зависит, избирает и изгоняет всегда кто-то другой, а ты подчиняешься. Я не хочу быть «из». Лучше уж быть тем, кто избирает или изгоняет.

Я хочу домой.

Там меня примут, кем бы я ни была.

Сегодня выпал снег. Мы никогда не собирались вместе, когда был снег. Цирк просыпался по весне, как мишка после спячки. Нас томил голод приключений. Мы созванивались, договаривались о встрече, торопились доделать зимние дела, раздать долги — и рвались друг к другу, забывая обо всем, что оставалось дома, запирая за собой все двери до осени. Мы колесили по летним дорогам, дни были долгими, впечатления — новыми что ни день. Где приткнешься — там и дом. Города, городишки, села, деревушки в пять дымков, а то и просто безвестный пятачок под большим небом. В степи, открытой всем ветрам, на берегу речки, название которой забываешь, едва прочтя на карте, в лесу, из которого доносятся шорохи и вздохи, и не понять — то ли зверь тебя дразнит, то ли сам лес; у костра в окружении тех, по кому скучал всю долгую зиму. Снег мы вместе видели только в горах. Снег, но не зиму.

Зима разлучает. Разлучает…

Почему я не проснулась вовремя?.. Почему позволила себя прогнать? Он не сделал бы этого, если бы я проснулась. Он бы оставил. Он нуждался во мне, я знаю. Ему было страшно. Господи, мне тоже страшно. Я не хочу потерять никого из них, но Отто всех дороже, Господи, ты знаешь. Если это возможно, пожалуйста, верни его. Если хочешь, Господи, возьми меня взамен.

… Почему у меня больше не получилось прийти к нему?..

Чья-то злая воля сжимает нас в кольцо, загоняет на узкую тропку, с которой не свернешь, и она ведет к пропасти. Меня страшил даже не столько Кузнецов с его командой… Зарайский провидец знал, что с нами будет и где нас искать, он указал на полигон. Но если он ведал все это, почему не предупредил самого Отто? Раз нашел нас, нашел бы и его; никакой разницы. Значит, не искал. Значит, позволил им забрать Отто, а теперь, направляя нас во вражескую цитадель, ждет, что мы все сгинем там, в подземелье, люди в зеленых халатах будут копаться в наших мозгах, искать ответы на свои вопросы, и тогда на иконах рядом с нашими изображениями неведомый художник выведет слово «мученики».