Книга Овидий в изгнании - Роман Шмараков

Наступило историческое молчание.

– Владычица, – сказал Ясновид, – прикажи отковать мой меч, ибо я не стану биться иным.

– Мои кузнецы, – отвечала она, – сделают это быстро, и тебе не придется пенять на их работу. Эдгар!

– Да, госпожа, – сказал он.

– Сколько времени надо, чтоб выстроить наше войско?

– Час, – сказал он.

– Тогда пойдемте смотреть на врага, – сказала она.

Они стояли на холме. Армия Торна занимала противоположный край равнины. В ее безбрежной шевелящейся массе покачивались полотнища хоругвей и блестели копья.

– Умрем ведь, – негромко сказал сантехник, чтоб не расстраивать армию.

Генподрядчик пожал плечами.

– В конце концов, не первый раз за день, – ответил он. – Ты, главное, раньше времени не горюй. О нас еще, глядишь, песни сложат.

– В рифму? – недоверчиво спросил сантехник.

– Двух мнений быть не может, – успокоил его Генподрядчик.

– Ну, если только в рифму, – сказал сантехник.

Владычица звала их в штабную палатку составлять план баталии.

– Врага много, – сказал Генподрядчик, – до ужина не уложимся. Значит, сейчас надо покормить рядовых и младший комсостав.

Кто-то хотел усомниться, но Генподрядчик эти сомнения пресек.

– Половина проигранных баталий, – сказал он, – была проиграна на голодный желудок.

– А вторая половина? – спросил сантехник не потому, что не хотел есть, а просто из интеллектуальной добросовестности.

Генподрядчик посмотрел на него с укором.

– Этим процентом, – сказал он, – можно пренебречь. Как незначительным.

Владычица отослала Эдгара с приказом, и по всему полю, откладывая копья, ратники расселись со шлемами, полными горячей ухи.

– Главная ударная сила врага – кавалерия, – сказала владычица. – Сайрокрыл на рыбе-пиле. Блистательный успех. Более ста побед нокдауном.

– Двойной удар, – с одобрением сказал Генподрядчик. – Все равно что на лошадь болгарку надеть. Надо заимствоваться для локальных войн.

– Феодальная вольница, значит, – сказал сантехник. – Культ личной доблести и никакого умения держать строй. А как у них насчет мародерства?

– Это всегда пожалуйста, – сказала владычица. – Было бы что.

– Очень хорошо, – сказал сантехник. – Тогда нам нужен обоз.

– Зачем, нам два часа ходьбы до дома, – недоуменно сказала владычица.

– Обоз должен быть, – непререкаемо сказал сантехник. – Эдгар, что-нибудь можно сделать?

– Придумаем, – сказал неутомимый Эдгар и исчез.

– Авангард – лучники, – продолжил сантехник. – Но это обреченный отряд. Они разредят конницу, но она пройдет сквозь них, как нож, и увязнет в обозе.

– Я стану там, – сказал Ясновид. – С лучниками.

Владычица посмотрела на него огромными глазами.

– Это правильно, – безжалостно сказал сантехник. – Оденься только… попрактичней. На флангах тяжелая пехота, – продолжил он прежним голосом. – Ударяет с боков в кавалерию противника, когда та начнет безобразничать в обозе. Маркитанток бы туда побольше, – заметил он.

– Эдгар! – позвала владычица.

– А потом засадный полк ударяет коннице в тыл, по хвостам, и она оказывается зажатой между обозом, пехотой и свежими силами противника, – закончил он. – Замечания по распорядку дня?

Все в целом согласились.

– Ты с засадным полком, – обратился он Генподрядчику. – У тебя хладнокровие большое, ты раньше времени не кинешься. Без возражений. Тебя куда? Пехотой хочешь покомандовать? – спросил он единорога.

Тот тряхнул головой, и из его рога в правую сторону с мелодическим звоном выкинулись ложка, штопор и отвертка, а в левую – открывалка и шило. В сочетании с тяжелым выражением лица это имело внушительный вид, каким, вероятно, отличались персидские серпоносные колесницы.

– Я в поле хочу, – сказал он. – И поскорей, пока настроение не прошло. А начальство мне без надобности. Меня власть только портит.

– Я на правом фланге, – подытожил сантехник. – Эдгар на левом.

– Я польщен, – сказал Эдгар, отдуваясь после маркитанток.

– Стол там у него, – напомнила владычица. – Приглядеть бы.

– Эдгар, оцепление выставишь, – распорядился сантехник. – Следить за столом изо всей возможности.

– Сделаем, – отозвался Эдгар.

– Все, кажется, – сказал сантехник. – За работу, товарищи.

– Присядем на дорожку, – предложила владычица.

– Ну, все, – после недолгого молчания вымолвил сантехник, ударяя рукой по колену. – По местам, хлопцы.

– Надеюсь всех вас увидеть сегодня за ужином, – с бледной улыбкой сказала владычица, стараясь не смотреть ни на кого в отдельности.

– Хороший полководец, – сказал Генподрядчик, – это тот, который умирает в своей постели. Неважно отчего, лишь бы там. Это я вам в особенности говорю, – отнесся он к сантехнику и Ясновиду. – Мне-то что, мне на работу в понедельник, а вы, пожалуйста, держите себя в руках.

– Я не призываю вас достойно умереть, – сказал Ясновид, став перед строем лучников, с откованным заново мечом, в медном шлеме, украшенном изображением двойного ерша, и в чешуйчатой броне. – Возможно, это годится для других битв, но сегодня было бы слишком просто. Без победы любая смерть будет неубедительной.

– Сегодня нам придется тяжелей, чем остальным, – говорил в мангровом лесу Генподрядчик, мучительно вспоминая, что на этот счет говорилось в «Задонщине». – Нам придется стоять и смотреть, как гибнут братья наши. Стоять и смотреть. Я молю вас: тот гнев, который родится и возрастет в вас от этого вида, гнев, от которого вам будет трудно дышать и ваше сердце начнет ходить с перебоями, – сберегите его, друзья мои, смотрите за ним, как женщина смотрит за огнем и ребенком, до того мгновенья, когда я дам вам знак. И тогда тратьте свой гнев, не жалея, и не оставляйте его на завтра, ибо завтра вам понадобятся иные чувства – Бог даст, более светлые.

– Вон там, – сказал сантехник пехоте, – стоит враг. Скоро он перейдет равнину и будет здесь. Если Бог приведет вас дожить до старости, сохранив вашу память и разум, так чтоб вы могли оглянуться на долгую цепь своих лет, – едва ли вы найдете в ней нечто более важное, чем сегодняшний день. Так вот, потратьте его так, чтоб на старости лет не пришлось жалеть о том, что Бог сохранил вам память! Я доступно излагаю? Тогда мечи к бою!

Торн гарцевал перед строем на морском коне. Видно было тяжелые складки его лица и трепетный блеск доспехов. Он почему-то медлил. Вдруг слабым манием руки… Хоругви дрогнули и покатились вперед.

Сантехник очень хотел разглядеть и запомнить всю картину битвы, чтоб потом в кругу коллег, степенно рассказывая о минувших днях, не выглядеть наивным наблюдателем, но у него ничего не вышло. Впереди, было видно, как лучники дали густой залп копеиной Арнольда, дали другой и полегли под лавиной рыб-пил; как Ясновид, обнажив меч, сошелся в схватке с каким-то великаном, в эполетах на голое тело, и как из образовавшейся свалки выскользнула душа великана, в виде черного лоснящегося угря, и спешно покинула поле боя, – а потом Сайрокрылы накатились с беззвучно разинутыми пастями, хоругви хлопали у них над головой, над нависшими пилами глядели холодные рыбьи глаза, и все смешалось. Он орудовал мечом, рукоять которого сразу стала скользкой, драл кому-то жабры, выкрикивая что-то назидательное, а потом над ним вода потемнела, и гигантская акула-молот занесла свою роковую голову. Он успел куда-то дотянуться и погрузиться клинком, акула неприязненно сощурилась, через всю картину по диагонали снизу вверх пронесся Трафальгарский Триумф, метясь акуле в загривок, и тут от удара в потылицу сантехник лишился сознания, так что существенная часть происшествий для него померкла.