Книга Меч и корона - Анна О’Брайен

— Ваше величество, — проговорил церемониймейстер, стараясь скрыть свое волнение, хотя растянутые в улыбке губы все равно нервно подергивались. — Граф Анжуйский.

— Да, Ваше величество, мы прибыли сюда, — вызывающе добавил граф Жоффруа, — по вашей просьбе.

По просьбе? Им было приказано явиться к сюзерену под угрозой возобновления военных действий. Однако Жоффруа Анжуйский даже не пытался притвориться любезным. До последнего момента не было ясно, прибудут ли анжуйцы вообще, а они явились теперь, когда до истечения ультиматума Людовика оставалось всего одиннадцать часов.

Оставался, конечно, и такой вопрос: а почему они вообще прибыли сюда?

Людовик, как и полагалось, восседал на троне рядом со мной — безвольный, с нездоровым посеревшим лицом, он крепко вцепился в подлокотники. Я отвернулась от него. Меня всегда удивляло, что всякий раз, стоит моему супругу столкнуться с серьезным сопротивлением, его валит с ног лихорадка. На этот раз он едва ли не бежал с поля боя, предоставив аббату Бернару постараться смягчить понесенный королем урон. Сейчас Людовик дернулся, как бабочка на булавке; наш гость презрительно скривил губы, и я, не удержавшись, последовала его примеру. Если бы даже на троне восседал не этот серый и раздраженный субъект, а король во всем блеске своих регалий, призванных устрашить и усмирить непокорных Плантагенетов, все равно ему не удалось бы изгладить то впечатление, которое произвела гордая уверенность анжуйцев. Как и то, которое произвело появление Жеральда Берлуа, назначенного Людовиком на пост сенешаля Пуату, — гордого человека, прекрасного полководца, ныне скованного по рукам и ногам, опутанного тяжкими цепями, проволокли по всему залу, от самого входа, два могучих анжуйских воина. Он походил на трофей, добытый после целого дня упорной травли, скорее всего, на вепря, которого вот-вот начнут свежевать.

Получив сильный тычок в спину, он со стоном рухнул на колени под тяжестью железных оков. Анжуйцы даже не повернулись взглянуть на него.

Вот как явился ко двору Жоффруа Анжуйский.

Как я реагировала на его появление? Я позволила своему взгляду лишь небрежно скользнуть по фигуре этого человека, некогда зажегшего такой пламень в моей крови. За те несколько лет, что мы не виделись, Жоффруа заметно постарел. Он был все так же красив, держался все так же прямо и изящно, с выправкой настоящего рыцаря — сомневаюсь, что в этом он хоть когда-нибудь изменится, — однако волосы цвета бронзы густо усыпала седина, да и на щеках залегли глубокие морщины. Я слегка кивнула ему, он ответил, но в глазах не промелькнул огонек прежней доверительной улыбки. Слава Богу, у него не было желания напоминать мне о нашем давнем романе. В его повадке не ощущалось ни обаяния, ни угрозы — только ледяной холод.

«Любопытно, что будет дальше», — подумала я, жадно наблюдая за происходящим. Ибо за внешней сдержанностью бурлил гнев. А вскоре я поняла, что и эта внешняя сдержанность может вот-вот дать трещину.

Что ж, удивляться этому не приходится, если учитывать все обстоятельства.

Как поступит Людовик, столкнувшись с таким вопиющим неповиновением: в просторном зале было не повернуться от анжуйских воинов, а королевского сенешаля заковали в кандалы? Знаю только, как поступила бы я сама. Сладкое вино, добрая еда и ласковые речи пригладили бы взъерошенные перья этого выводка хищных соколов, а там они и сами послушно сели бы на руку. Я бы так и сделала, но власти у меня как не было, так и нет.

Пока нет. Скоро будет.

— Сударь мой граф Анжуйский, вы не спешили прибыть к нам.

Как это похоже на Людовика — посильнее взъерошить и без того уже взъерошенные перья. Граф Жоффруа вскинул голову и напружинил ноги, он явно жаждал крови.

Я перевела взгляд с графа на тех троих, что стояли по сторонам от него. Одного я пока преднамеренно пропустила, сосредоточив внимание на двух других, мне не знакомых. Оба они были на пороге зрелости, с заметными чертами Плантагенетов, такие же высокие и стройные, как и отец. Как четко просматривалась в них эта порода! Тот, что был постарше — как я догадалась, Жоффруа-младший, граф Нантский, красивый юноша, если не считать слишком острых черт лица, — примечал все своими ясными глазами. Ни одному из них доверять я бы не стала, но уж этому Жоффруа точно. И еще был самый младший, Гильом. По многим причинам я давно уже внимательно изучила эту семью. Ко двору они прибыли показать свою силу.

В зале было душно — жарко и очень сыро, как нередко случается в Париже в сентябре месяце. Со всех нас, одетых в парадные платья, затянутых в кожу и стальную броню, градом лил пот, но не только от жаркой погоды накалилась температура в зале, а у меня на верхней губе выступили капельки пота. Из этой троицы, стоявшей плечом к плечу с графом, мне был знаком один. Его присутствие я чувствовала даже тогда, когда не смотрела на него. И он чувствовал меня на расстоянии.

Граф Анжуйский резко дернул за цепь, понуждая сенешаля встать на ноги и, спотыкаясь, сделать несколько шагов вперед.

— Это мой сенешаль! — вскричал Людовик в сильнейшем гневе.

— Я знаю, кто он! — прорычал граф Жоффруа.

— Как посмели вы обращаться подобным образом со знатным пленником, да еще и сенешалем, которого я сам назначил на этот пост?

Руки Людовика, покоившиеся на резных львиных головах, теперь нервно сжимались и разжимались. Слева от короля стоял мрачный и хмурый аббат Бернар. Похоже, несмотря на все его старания, длительного перемирия добиться так и не удастся.

— Я смею все, если он вторгается в пределы моих владений. Или он делал это тоже по вашему приказу? — Я с трудом подавила улыбку, слыша полное отсутствие почтительности в требовательном вопросе графа. — Ваш чертов сенешаль воздвиг замок на самой границе между Пуату и Анжу, в Монтрее, и оттуда совершал набеги на мои земли, стоило лишь мне отвернуться. Понадобился целый год времени и куда больше денег, чтобы взять замок измором. И я требую возмещения убытков, нанесенных моим слугам, моим землям и моей чести.

Людовик не сводил глаз с Берлуа. Вид того был и вправду ужасен: весь в грязи, неухоженный, запястья и лодыжки до крови стерты кандалами, нижняя рубаха и панталоны изодраны в клочья, а на лице видны следы недавних побоев — один глаз совсем заплыл, а губа рассечена и еще кровоточит. Ничто не свидетельствовало о мягких условиях заточения, в каких надлежит держать человека знатного рода и высокого положения. Анжуйцы вели игру по своим собственным правилам.

— Вы заточили его, будто обычного разбойника! — снова воскликнул Людовик. — А он человек благородного происхождения!

— Скажите спасибо, что я не повесил его на воротах замка за содеянные им грехи. — Граф развернулся лицом к молчавшему до тех пор аббату Бернару. — И не надейтесь запугать меня своим трижды проклятым адским пламенем да отлучением от церкви. У вас это желание прямо на лбу написано. Если грешно держать этого негодяя пленником, тогда я охотно соглашусь на отлучение. На его руках кровь — кровь моих подданных, и я предстану пред Господом Богом и потребую справедливо судить меня в этом деле. — Он снова обратился к Людовику: — Я требую справедливости от вас, мой государь. И добьюсь ее! Вот мое последнее слово.