Книга Меч и корона - Анна О’Брайен

Хм-м-м. А я ведь не на шутку погрузилась во все эти размышления.

Так не в этом ли дело? Не в интригующем ли письме, которое ожидало меня в Потенце? Пришлось обдумать все это заново. Не было ли то частью хитрого замысла — отобрать у Людовика как можно больше земель, не вступая в открытое столкновение с ним? Анри же пытался использовать в этих целях меня с не меньшим искусством, чем его отец. Не устремлял ли молодой наследник Анжу взгляды к Аквитании, раз его шансы получить английскую корону были столь сомнительными? Я бы не стала категорически отрицать такую возможность. Думаю, он вполне мог ухватиться за все, до чего только способен дотянуться.

«Анри Плантагенет пойдет далеко. Хотя, может, и не всегда гладко».

Казалось, пророчество короля Рожера сбывается, только Анри Плантагенет не получит от меня ничего такого, что будет расходиться с моей выгодой. Со мной много не поиграешь — слишком часто я уже обжигалась. Неужто все мужчины и впрямь такие эгоистичные негодяи, которые стремятся лишь усилить свою власть?

— Я отправил войско к границам Нормандии, — услышала я бормотание Людовика.

— Вы уверены, что поступили правильно?

— А что я, по-вашему, должен был сделать? Закрыть на все глаза, и пусть анжуйцы становятся все могущественнее? Мы с вами останемся в Париже. Этого не так уж долго ждать теперь, дорогая моя Элеонора.

— Пресвятая Дева!

Как я ненавидела этот его бодрый тон! Он пожирал глазами мой раздувшийся живот, и увидев, как я сжала в пальцах кубок подогретого вина, благоразумно решил не дотрагиваться до меня.

— Я отстою всенощную, молясь за вас.

— Хорошо, Людовик.

Я ощущала, как дитя бьется в моей утробе, и от души проклинала папу Евгения, короля и всех мужчин без разбора. Потом, когда Людовик ушел и я осталась одна, в порыве раздражения встала из кресла, подняла крышку своей шкатулки с драгоценностями. Не раздумывая, схватила единственный лежавший там листок со странной запиской Анри Плантагенета и сожгла, без сожалений наблюдая за тем, как корчится в пламени обуглившийся пергамент.

Я была одна.

И ругала на чем свет стоит папу, Людовика и Бога — всем досталось поровну.

Небольшой отрадой в те унылые дни стал для меня приезд Аэлиты, которая презрела морозы и покрытые льдом дороги. Мы прижали друг дружку к сердцу, насколько мне это позволял огромный живот, натянувший все швы на платье.

— Что это ты все такая же красавица?

Сестра крепко обняла меня, мы обе размазывали по щекам неожиданные слезы радости.

— Увы, не красавица.

— А что ты не в духе? — Аэлита пристально вгляделась в меня. — Ты несчастна, — сразу сказала она утвердительно. — Расскажи мне, в чем дело.

И я рассказала. Все как было. Не утаивая ничего.

Она моя сестра, а сестры не осуждают друг дружку. Как я не бранила ее в свое время за роман с Раулем де Вермандуа, так и она не стала ужасаться моему повествованию. А если и ужасалась, то ничем этого не показала.

Ее сострадание бальзамом пролилось мне на душу.

Боль становилась все сильнее, я оказалась в призрачном мире непрестанных мук и страха — в мире, который мое воображение населило людьми, так или иначе заинтересованными в исходе родов. Милостиво кивающий мне папа Евгений, уверенный в том, что на нем почиет благословение Божье, а молитвы попадают прямо Богу в уши. Разумеется, Людовик, шевелящий губами в беззвучной молитве. Что ему проку в Аквитании, если ее некому будет унаследовать? «Боже, пошли мне сына!» И Галеран с каменным лицом и враждебным взглядом, в ответ на который так и хочется родить девочку.

Ребенок появился на свет.

— Говорите же!

Агнесса и повитуха, едва не сталкиваясь лбами, пеленали младенца в тонкое полотно. Дышал он отлично. Мне не приходилось тревожиться за жизнь новорожденного.

— Говорите же.

Голос мой звучал совсем хрипло, в горле пересохло, словно я опять проскакала по пустыне после событий у горы Кадм.

Они подошли ближе, неся ребенка. Мне были видны только светлый пушок на головке да сжатый розовый кулачок. Мадам Мадлена выглядела сердитой, а в глазах Агнессы я уловила вспыхнувшие огоньки.

— Ну! Скажет мне кто-нибудь? Или прикажете понимать ваше молчание как свидетельство моей неудачи?

Они отогнули полотно, и мадам Мадлена резко протянула ребенка мне. Дитя захныкало, когда его обдал холодный воздух. Полностью сформированное, подвижное. Светловолосое, как я и предполагала. Я погладила пальцем нежную щечку, обвела чудесное крошечное ухо. В животе я ощущала ни с чем не сравнимое восхитительное чувство облегчения.

— Увы, не то, на что мы надеялись.

В эти слова мадам Мадлена ухитрилась вложить всю силу своего неодобрения.

— Девочка! — воскликнула Агнесса, подтверждая очевидное.

— Его величество будет разочарован, — добавила мадам Мадлена.

— Зато Ее величество не будет, — чуть слышно проговорила Агнесса, когда мадам Мадлена уже не могла нас слышать. — Я бы сказала, что это чудо.

Прижимая к себе ребенка, я заплакала, совершенно неожиданно для себя. От чувства облегчения. От радости. То был ключ, который отопрет двери моей темницы. Несмотря на все мольбы супруга, обращенные к Всевышнему. А папа Евгений остался в дураках. Я снова родила девочку. Пусть все тело страшно болело, настроение у меня поднялось. Наследственные земли, принесенные в приданое, остаются за мной, а у Людовика нет наследника, который сменит его на троне. На Людовика снова пала тень от черной тучи — его неспособности продолжить род Капетингов по мужской линии. Было яснее ясного: если он останется моим мужем, то никогда не сможет осуществить своего важнейшего желания.

А как он сам это прочувствовал! Людовик на коленях прополз весь путь до главного алтаря собора Нотр-Дам. Никакого ликования не было и в помине, не горели праздничные костры, не пировали счастливые подданные. И медалей в честь рождения наследника не отчеканят. Все приготовления к празднествам спешно отменили.

А девочка была очень красивая. Кормить ее я не стала. Ее отнесли в покои, отведенные Марии, где были кормилица, нянюшка, разные слуги. Назвали ее Алисой. Я же в конечном счете пришла к выводу, что свой долг перед Людовиком Капетингом выполнила. И поклялась, что больше детей рожать ему не стану.

— Что же теперь, госпожа? — спросила меня Агнесса.

Я не имела ни малейшего понятия. Когда я мечтала о свободе, камнем преткновения для меня всегда был Людовик, но это меня не обескураживало. Ловушка, в которую меня загнал было папа Евгений, не смогла меня удержать. Я из нее выскользнула. А дальше — вырвусь и из темницы.

Глава семнадцатая

Так, так. Похоже, сейчас будет интересно. Грохоча сапогами, на середину Тронного зала прошагали анжуйцы со свитой, и настроение у них было самое воинственное, пусть и не рассекали воздух сейчас ни копья, ни мечи. Не мириться пришли они сюда. Едва склонили голову на одно мгновение — ничуть не похоже на учтивый поклон. Да и откуда взяться учтивости, коль вот уже почти год, как вдоль всей границы Нормандии с Францией то и дело происходят их столкновения с отрядами Людовика?