Книга Белая тетрадь - Софья Ролдугина

Разгневанная и смущенная донельзя, я подняла тапку и швырнула этому негодяю прямо в лоб. Ну, то есть, конечно, попыталась. Максимилиан легко увернулся и с истинно княжеским величием удалился в коридор.

Пуговицы, кстати, я сначала все застегнула, под горло. Но потом посмотрелась на себя в зеркало, подумала, потеребила ворот… и последовала совету Ксиля.

– Чудесный вечер, – заметил Максимилиан, когда мы вышли из дома. Пришлось ему немного подождать, пока я возилась с запирающим заклинанием. На мой взгляд, ключи гораздо практичнее, да только Элен упрямая, не переубедишь ее.

– Чудесный? – Я с сомнением покосилась в низкое небо, плотно затянутое тучами. – Что-то не слышу иронии в твоем голосе.

– А ее там и нет, – хмыкнул он и со смаком потянулся, а потом глянул на меня искоса: – Чудесный, потому что именно в такой промозглый и сырой вечер можно обнять девушку или укутать ее своей курткой, не опасаясь нарваться на оплеуху. А еще можно до поздней ночи сидеть в полупустом кафе, слушать радиоджаз из барахлящего приемника и наблюдать за хмурыми прохожими на улице. Идут, ежатся, воротники поднимают, а ты сидишь и потягиваешь горячий шоколад потихоньку…

Я исподтишка наблюдала за мечтательно улыбающимся князем. А ведь, похоже, он и вправду любил такие вечера – сырые, туманные, меланхолические, когда сердце сжималось от тоски по чему-то неясному и волшебному, а вокруг фонарей от влажности появлялся оранжевый ореол. Романтика одиночества – так это называлось, кажется.

– А мне больше нравятся другие вечера – теплые и ясные, с сиреневыми сумерками и далекими голосами, – неожиданно призналась я. – Можно просто смотреть, как в небо темнеет и…

– …медленно появляются звезды, – с непонятным смешком закончил за меня Максимилиан. – А где же оригинальность? Когда нравятся такие избитые вещи – это дешево смотрится, не находишь?

Не разглядев в темноте, я с размаху наступила в лужу. Темные капельки воды, отдающей бензином, осели и на моих светлых джинсах, и на брюках князя. В груди царапнуло коготком неприятное предчувствие, но Ксиль внезапно подхватил меня под локоть, притягивая к своему боку. Уютное тепло его тела чувствовалось даже через мою куртку, через пальто, и на душе тоже становилось тепло, а в голове – легко-легко, будто шарик надули звенящим воздухом.

Я улыбнулась.

– Ксиль, а ты не задумывался о том, что если многим людям нравится одно и то же – это «одно и то же» просто очень хорошее?

Он засмеялся. Влажно блеснули зубы – белые, но не искусственной белизной киношных улыбок, а очень естественно и немного хищно.

– Я думал, что твой аллиец привил тебе хороший вкус, Найта. Ай-ай, какое серьезное упущение со стороны конкурента, ведь теперь ты можешь перенять пристрастия у меня… – поцокал он языком, а я хрюкнула от смеха.

– Ну, при чем же здесь Дэриэлл, вкусы – это вещь индивидуальная… – Я запнулась и едва не повисла на его руке. – Постой, ты сказал конкурент?

– А ты еще не поняла? – злодейски ухмыльнулся Ксиль, а потом вдруг развернулся – лицом к лицу, дыхание обожгло замерзшие губы – и поцеловал. Глаза у него были шальные, совсем черные, только рыжий фонарный свет искорками дрожал в глубине. Я охнула, на долю секунды испугавшись по-настоящему, а Ксиль сжал пальцы у меня в волосах, не позволяя отпрянуть, и вдруг лизнул горячим и шершавым, как у кошки, языком верхнюю губу – изнутри, щекотно.

Меня мгновенно вздернуло на цыпочки – так напряглись все мышцы. Я читала романы, и всегда в них у героинь от поцелуев подгибались ноги, а чужие губы имели благородный вкус кофе, шоколада, меда или бунтарский – сигарет. Но в жизни все оказалось не так – от Ксиля пахло яблочной жвачкой, по-детски трогательно и сладко-свежо, а на вкус он был солоноватым, как будто до меня целовал море.

Щеки пылали, и даже промозглый туман не мог остудить кожу.

Нечестно. Просто нечестно…

– Ты совершенно не умеешь целоваться, – шепнул вдруг Максимилиан и засмеялся, прижимая мою голову к своему плечу и с нажимом поглаживая затылок. Губы у меня зудели, будто кто-то их потихоньку пощипывал. Я облизнулась – солоно…

– Не умею… – Надо бы обидеться, а меня охватила странная гордость. – Мне и не положено, я маленькая еще. Вот стукнет восемнадцать лет… ой, нет, я же теперь эстаминиэль – надо ждать пятидесяти… То есть… – Я запуталась и сникла.

Ксиль хохотнул:

– Я имел в виду, что надо бы тебе поучиться… У меня. Ты чего дрожишь? Испугалась?

– Замерзла, – соврала я. А на самом деле – испугалась, но в то же время мне ужасно хотелось, чтобы Ксиль не слушал мои возражения, а опять решил все сам.

Как ни странно, он промолчал, хотя сказать мог многое – и в ответ на «замерзла», и на мысли. Просто вздохнул и обнял меня.

Кафе располагалось за поворотом, в тесном закутке между жилыми домами и бетонным забором вокруг обшарпанных гаражей, но добирались мы до него почти полчаса. Я шла медленно, едва переставляя ноги, будто стремилась растянуть ощущение сладкой неопределенности. Рука Максимилиана лежала у меня на талии – нагло, не поверх куртки, а под ней и даже под рубашкой. Когда мы вошли в уютное помещение, насквозь пропахшее кофе и корицей, на больших электронных часах, висевших на стене над стойкой, мигнули четыре нуля.

– Что это за место? – поинтересовалась я. – Никогда раньше здесь не была. Думала, что здесь склад, потому что закрыто всегда…

– Шоколадная, – улыбнулся Ксиль ностальгически. – Открывается только по ночам. Ее хозяйка – шакаи-ар.

– Ты с ней знаком?

– Да, – опустил ресницы князь, и я ощутила укол ревности. – Знаком. Ее зовут Маргаритой.

– Вы звали меня, князь?

Хозяйка словно соткалась из теней. Высокая, в закрытом темном платье до пола и с прямыми смоляно-черными волосами она чем-то напоминала даму из старого черно-белого сериала про семейку чудиков – почитателей смерти. Только у той потусторонней красавицы не было таких светлых, почти прозрачных глаз.

Маргарита вдруг посмотрела на меня в упор, и я вздрогнула. Как будто за шиворот ледышку бросили.

– …и пару коричных палочек, – закончил тем временем Ксиль длиннющий заказ.

– Подождите несколько минут, князь. А пока я включу вашу любимую музыку, – улыбнулась хозяйка и медленно удалилась, покачивая бедрами. А вскоре полутемное помещение заполнил джаз – тихий, с потрескиваниями, как будто включили старую пластинку или радио.

– Одна из девушек, у которых есть ты? – неожиданно для самой себя спросила я и почти сразу устыдилась промелькнувшей в голосе злости.

Максимилиан улыбнулся.

– Нет, – с долей сожаления ответил князь. – Рита слишком умная для того, чтобы привязываться ко мне. Дело в другом. Около семидесяти лет назад мы попали с ней в одну неприятную переделку… Маленькие деревеньки – это пресловутые тихие омуты, в которых какая только дрянь не водится. Мы еле выпутались, если честно. С тех пор Рита хотела перебраться поближе к столице, в цивилизацию, если не в саму Золотую, то хотя бы в один из пригородов. Как видишь, ее желание исполнилось.