Книга Твой последний шазам - Ида Мартин

Я снова потрясла его, шлёпнула по щеке, ещё раз потрясла, поцеловала, снова потрясла, проорала на ухо «подъем», но безрезультатно.

И тут вдруг подумала, что, если он, например, выпил таблетки, то вполне мог просто уснуть. Смерть же не наступает сразу. Человек сначала засыпает и только потом останавливается сердце.

Я заметалась. В таком случае, медлить было нельзя. Якушин говорил, что при отравлениях необходимо немедленно промыть желудок. Вылила водку из бутылки и наполнила её кипяченой водой. Потом вдруг спохватилась, что нужно вызвать скорую. Побежала выключать музыку, и только, когда наступила полнейшая тишина, он всё-таки подал голос:

— Оставь. The World Is Ugly оставь.

— Думаешь, я купилась на твою заезженную шутку? — прикусив губу, я запихнула дрожащие руки в задние карманы шорт.

Музыку включать не стала.

— Мне не до шуток.

— Почему тогда не отвечал?

— Не хотел с тобой разговаривать. И сейчас тоже не хочу. Поэтому не говори со мной и вообще уходи. Только песню верни.

— Зачем ты там всё это выложил? На столе.

Он демонстративно повернулся ко мне спиной.

— Уходи, пожалуйста.

— Поклянись, что ты не будешь ничего с собой делать.

— Вот ещё.

— До тех пор, пока не поклянешься, я не могу уйти.

— Ты не можешь уйти, потому что я загадал это на Дереве желаний. Загадал, чтобы ты не могла от меня уйти, но теперь, когда я рассказал об этом — ты свободна. Желание больше не действует.

— Не думала, что ты всерьёз веришь в это…

— Вот, чего тебе сейчас надо? — он резко вскочил и сел, развернувшись ко мне. — Чего ты пришла? Специально хочешь ещё больше довести?

— Поклянись!

— Сегодня умирать я не собираюсь. По крайней мере физически. А морально ты меня сама прикончила.

— И что не будет никакого селфхарма — пообещай.

— А тебе-то что? Может, это единственное, что меня лечит? Может, только так я ещё спасаюсь от… от… от таких, как ты? Может, только поэтому я ещё жив. Может, даже я смогу забыть тебя. Может, даже к утру.

— Я думала, что ты перестал это делать.

— А я думал, что ты любишь меня. Или я просто так хотел в это верить, что в итоге поверил?

Вместо ответа я включила музыку, пошла на кухню, забрала лезвия и таблетки, сунула их в рюкзак. Попила воды из чайника. Было девять. Уже стемнело. Последний автобус уходил в двадцать два пятнадцать.

Но стоило выйти из дома и дойти до калитки, как за спиной хлопнула входная дверь. Амелин выскочил следом. Я ждала услышать что-то вроде: «Я тебя не отпущу», но он сказал: «Хочу убедиться, что ты ушла».

Полумесяц над полем висел яркий, неправдоподобно белый, отчего ещё совсем лёгкая темнота ночи, казалась робкой и нежной, как предрассветное утро. Этим потусторонним светом было тронуто всё вокруг: и верхушки деревьев, примыкающего леса, и примятая трава, и чёрное, оставшееся после праздника костровище, и несчастный столб с грязными лентами.

Амелин шёл сзади метрах в трёх от меня. Я не оборачивалась, просто знала, что идёт. Могла ли я подумать, что всё закончится из-за меня? Возможно и могла. Я ведь знала, что мы из разного мира, и что чудес в жизни не бывает. И он тоже знал.

Возле лежащего столба я остановилась. Подождала, думая, что нагонит, но он не подходил. Просто стоял и ждал, что пойду дальше.

— Иди сюда, — позвала я.

Он не сдвинулся с места.

— Я не прошу меня простить, но это как незакрытая дверь, — громко сказала я. — И из неё дует сквозняк. Только подумай, что будет, если останется сквозняк.

Амелин молчал.

— Я хочу тебе сказать кое-что. Важное. Я тебе про это ещё не говорила. Подойди, пожалуйста.

— Говори так, — голос был тихий, но я и своего-то голоса толком не слышала.

— Мне очень понравилось у тебя в гостях. Спасибо. У тебя уютный дом и яблоки вкусные, и ангелы, и музыка. Можешь скинуть мне тот твой последний шазам? Я хочу запомнить, как всё было по-настоящему. Чтобы ничего не состарилось в моей памяти. И навсегда осталось таким, как до… Как до того… Пока ещё… Всё. Спасибо, что выслушал. Отвечать ничего не нужно и идти за мной тоже.

Лучше бы молчала. Собиралась сказать, то, что никогда не могу сказать, но и так получилось чересчур мелодраматично. Ну, с кем поведешься.

В другой раз он бы наверняка подбежал ко мне, но вместо этого, вдруг опустился на корточки. Посидел так немного, а потом просто лёг на землю.

Раньше, когда я смотрела кино или читала про всякое такое, всегда думала — «что за чушь?». Почему нормальные, адекватные люди не могут поговорить и договориться обо всем? Но теперь поняла.

Подходить я не стала, развернулась и двинулась дальше, а Костик остался лежать.

Однако вскоре я почувствовала, что снова идёт.

Как же он, наверное, меня проклинал, но провожать всё равно пошёл. В точности, как с Милой. Не смотря на то, как она с ним постоянно поступала, он всё равно прощал и защищал её. Ни у кого другого не хватило бы на это сил, а он терпел, потому что любил и о себе из-за этого не думал. Вот, поэтому он и был странный. И именно поэтому меня к нему так невероятно тянуло.

Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться, до тех пор, пока впереди не замаячили тёмные очертания бетонных заборов свинарников и освещенная только одним фонарём длинная дорога между ними. Тревожная, неприятная дорога, сопровождаемая лаем собак и невыносимой вонью. А когда впереди послышались пьяные выкрики и противный басовитый гогот, и затем в блёклом свете показались неровно идущие силуэты довольно многочисленной компании, я обрадовалась, что Амелин меня не послушал и не вернулся.

По мере того, как компания приближалась, становилось всё неуютнее. Миролюбивой её назвать было сложно и, судя по отдельным фразам, они бродили по округе в поисках приключений.

Если бы я была одна, точно рванула бы назад, но присутствие Амелина придавало уверенности, так что я продолжала идти вперед, пока вдруг он сам не догнал меня и, схватив за руку, не сдёрнул с дороги в сторону.

Пробежали по заросшей травой ухабистой земле, разделяющей бетонные стены и дорогу и, упав на животы, затаились.

Вонь внизу ощущалась не так сильно, а рука Амелина у меня на затылке успокаивала, создавая ощущение, будто и не было никакой ссоры. Будто по-прежнему всё хорошо, и он ещё не призирает меня.

В тишине разговоры парней были слышны очень отчётливо, и сразу стало ясно, что они нас заметили. Точнее меня.

— Отвечаю девка была, — сказал ломающийся мальчишеский голос. — Туда вон прошмыгнула.

— Это белочка, — пробасил кто-то ему в ответ и все заржали.