Книга Ты следующий - Любомир Левчев

Империя, которая претендовала на то, чтобы править миром, оказалась в глубоком всеохватном кризисе. В конце III века, по сравнению с данными на начало столетия, ее население сократилось на четверть. Количество христиан сильно возросло, но они не составляли даже десяти процентов от общего населения. В христианскую массу влилось множество богатых людей. Высший клир также сколотил состояние и стал налаживать контакты с аристократией.

Со своей стороны император (чья мать уже приняла христианство) решил, что единобожие лучше сочетается с единовластием: один бог на небе, один царь на земле.

Медиоланским эдиктом он даровал христианской коммуне не только равноправие, но и огромные средства и привилегии, в том числе закрепил за ней и знаменитый Латеранский дворец.

Принято считать, что распространение ересей (и в основном арианства) явилось поводом для созыва Первого Вселенского (Никейского) собора. А до него было еще огромное количество местных соборов. Например, император созвал подобный собор в Арле (Галлия), и это было что-то вроде репетиции. Если же мы попытаемся представить себе менталитет римлян, то станет ясно, почему местом проведения Вселенского собора была выбрана именно Никея — прекрасный город-курорт неподалеку от личной имперской столицы Византиона.

Константин Великий, присутствовавший на этом Первом интернационале не только в качестве почетного члена, любовался признанной им и признательной ему религией. В сущности, он притворился независимой стороной. И даже позволил осудить Ария. Но Константинополь тогда был в руках арианцев. И когда (лишь на смертном одре) император окончательно принимает Святое Крещение, это таинство проводит опять же арианский священник, потому что сам Арий к этому времени уже отошел в мир иной и ходатайствовал там за императора.

Трудно сказать, кто кого более любил и кто в ком более нуждался. Во всяком случае Первый Вселенский собор 325 года представлял собой первую брачную ночь церкви и государства.

Тайно верующие, гонимые за Христа, самоотверженные апостолы, мученики, которых поджаривали на медленном огне, распинали вниз головой, тонули в истории. Наступало время толстых архиереев, сидящих на золотых тронах в тиарах из драгоценных камней. Бледные тени из катакомб, пророки равенства и свободы прокляли церковь и назвали ее Великой блудницей.

Почему в прекрасной Никее победила и была канонизирована именно эта группка отцов церкви, притом что она не была ни слишком сильной, ни слишком многочисленной? Почему не победили арианцы, или мессалианцы, или монтанисты, или манихейцы? Задавать этот вопрос — все равно что спрашивать, почему большевики, которые были в меньшинстве, победили меньшевиков, оказавшихся в большинстве. Власть — сатанинская власть в лице Константина Великого — сама определяла, какое Евангелие признать, а какое запретить. Так, например, библейские тексты, рассказывающие о реинкарнации, о перерождении души, о возможности снова вернуться в этот грешный мир, были забракованы императором, причем не потому, что он имел что-то против орфизма, а потому, что он считал, будто возможность отложить свою жизнь на следующий раз навредит трудовой дисциплине, внесет смуту в ряды рабов, которые и без того только этого и ждут.

Так или иначе, история позаботилась о том, чтобы некоторые подробности были забыты. Она упростила ход событий и даже причислила к лику святых множество тех, кто сначала не придерживался генеральной «никейской» линии, но впоследствии смирился с ней. А те, кто до самого конца выступал против Никейских символов веры, остались еретиками до сегодняшнего дня — презренными, преданными анафеме, проклятыми. Таким образом, внушительная часть (если не сказать — самая существенная) первоначального христианского вдохновения осталась лишь в ересях.

Во времена моей молодости, да и сейчас, мы мечтали быть еретиками. А некоторые товарищи пошустрее даже сфабриковали легенду, что они-то и есть подлинные еретики. То же самое было и с диссидентством, которое исторически представляет собой более мягкую степень ереси. Это парадокс. Именно коммунизм веками развивался как ересь. Иногда мне кажется, что он был рожден для того, чтобы стать ересью, потому что в нем заложена органическая нетерпимость к власти и ее канону. Эту мысль я закончу отчаянным воплем: «Храни нас Бог от еретиков у власти». Коммунизм у власти был Великой блудницей.

V

На границе между старым и новым миром, между многобожием язычества и единобожием христианства, как на нейтральной полосе из песни Володи Высоцкого, цвели необычайной красоты цветы. И самым прекрасным из них был Блаженный Августин.

Почему я так люблю этого зачаровывающего светлого проповедника? Не знаю. Пытаюсь представить себе подробности его жизни.

Августин родился там, где процветал и был разрушен Карфаген (Тагаст, Нумидия, 13. XI. 354 г.). Какой замечательный североафриканский Скорпион! Это был бойкий юноша из рода патрициев. Любил философию и разгульную жизнь. Имел любовниц и незаконнорожденных детей. Спустя полвека после изречения никейского проклятия Августин был закоренелым арианцем. До тех пор, пока не встретился со знаменитым арианским светилом, некиим Фавстом Милевским, и не разочаровался. (Стоит теперешнему читателю услышать имя Фа(в)уст, как он тут же хватается за своего Мефистофеля.) А Блаженный Августин вдруг презрел духовную бледность секты еретиков. Отправился (со своей матерью) в Рим, где принял истинную веру. Сделать выбор ему помог друг, который живо пересказывал житие святого Антония Великого. Что это за святой? Египетский юноша из богатой семьи. Когда умерли его родители, он услышал в храме глас Божий: «Раздай все свое богатство бедным, дабы обрести сокровища на небе». И Антоний послушался и совершил это удивительное деяние, после чего стал отшельником и предался созерцанию, поселившись в пещерах над Красным морем. Он проповедовал 105 лет, до самого 356 года, когда Аврелию Августину исполнилось два года.

Творчеством Антония Великого стало само его житейское поведение. Это искусство почти забыто нами. Но оно, кажется, самое великое из всех. Именно оно наставило распутного Августина на путь истинный, обратив его к праведной жизни. Хотя, конечно, не только оно. Мы можем вообразить себе, как на вилле на берегу озера Лаго-Маджоре святой Амвросий Медиоланский окрестил Августина и его друзей. Как они вдвоем пели антифонно (т. е. как диалог) Те Deum Laudamus .

Среди всей этой мистической романтики богемы платоник и еретик Августин становится самым ревностным и даже жестоким блюстителем христианских догм. Некоторые исследователи считают, что на нем заканчивается апологетика и начинается догматика.

Августин верит в погружение в себя и мистическое самопознание. За тысячу с лишним лет до Декарта он изрекает: «Раз я сомневаюсь во всем, значит, я существую, сомневаясь». За тысячу с лишним лет до Руссо он пишет «Исповедь», в которой раскрывает душу. Между «Исповедью» Августина и «Исповедью» Руссо лежит время, в которое вера была хозяйкой разума.

Да! Августин — один из тех, кто противопоставил душу разуму.

Это ужасно! Кто отнял Бога у нашего бедного разума? И вернется ли когда-нибудь разум, как Блудный сын, к обезумевшей вере?