Книга Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа - Иоан Поппа

– Идите скорее к телевизору, товарищ лейтенант! Скинули Чаушеску!

– Флорикэ! Слушай, Флорикэ! Что ты говоришь?

– Идите скорее! Телевизор – наверху!

И я иду за ним. На втором этаже холл битком набит. Говорит Мирча Динеску по телевизору. На экране видны здание Телевидения и уличные сцены, но из-за шума мне невозможно понять, что говорят. Солдаты прыгают от радости, обнимаются:

– Чаушеску бежал! Чаушеску бежал!

Полный старшина хлопает в ладоши, как ребенок:

– Хватит! Кончено! Мы свободны!

Некоторые сомневаются:

– Да правда ли это?

Старший лейтенант Русу сжимает в объятьях старика капитана Влэдою.

– Если бы ты умер вчера, вот пожалел бы об этом, усы твои прокуренные! Избавился от ареста и от патрулирования! Никто тебе больше не урежет зарплату!

Кто-то начинает кричать:

– Долой тирана! Долой тиранию!

Затем все бросаются срывать со стен портреты Чаушеску и афиши с цитатами из его выступлений!

– Внимание! – гремит голос старшины Илфована.

И он выходит перед нами, с поднятыми руками, прося у нас тишины. И она в самом деле наступает. Но не потому, что об этом просит Илфован, а потому, что мы попросту изумлены. Невероятно, сколько наглости, граничащей со слабоумием, может иметь этот тип.

Внезапно ему отвечают всеобщим осудительным возгласом: «Хуо-о-о-о!», который заставляет дребезжать оконные стекла, но который, кажется, на него не производит впечатления. Ленц пробирается сквозь толпу позади него, хлопает его плечу и делает ему знак, что хочет ему что-то сказать. Те, что стоят спереди, еще более удивляясь при виде лейтенанта, замолкают. Наступает молчание. Илфован, заинтригованный, поворачивает свой корпус к Ленцу, наклоняет немного голову, чтобы его слышать, а Ленц вдруг кричит изо всех сил ему в уши, что слышно во всем корпусе:

– Ху-у-у-о-о-о!

Илфован в страхе подпрыгивает, и все находящиеся в холле разражаются хохотом. Затем он порывается что-то сказать, но старшина Цику Марин, «македонец», упреждает его:

– Заткнись, негодяй, ты всех нас тут отравил! Заткнись, иначе мы засунем тебе в глотку все эти лозунги со стен! Что, тебе их жаль? Погоди, придет и твой черед! Слетел твой хозяин!

В конце концов Илфован исчезает. Сброшены вниз, разбиты и растоптаны портреты Чаушеску, доска со стенгазетой. Никто не имеет понятия о том, что последует дальше и что мы должны делать. Появляется под приветственные возгласы толпы группа транспортного взвода.

– Внимание! – кричит Сэлэвэстру. – Мне приснилось или действительно слетел папаша господина командира и Шошу?

– Не приснилось! Не приснилось! – кричат все.

– Тогда три раза «Хуо!» в адрес свиней, которые испоганили армию!

– Хуо! Хуо! Хуо! – кричим мы.

Сэлэвэстру на мгновение задумывается и, притворяясь, ругает нас:

– Эй, ребятки, но что вы за члены партии!

– Мы не члены! Мы не члены! – кричат все.

Раскрываются двери, и мы выходим на балконы. Машины с трехцветными флагами на капотах быстро проносятся по улицам. Как будто летят по воздуху. Солдаты вышли к воротам, и мы машем им руками. Это взрыв сумасшедшего счастья и радости. Люди в здравом уме, капитаны и старики-старшины ведут себя как дети: смеются, жестикулируют. Капитан Опришан, тоже словно чудом избавившийся от наказания, плачет: завтра он должен был сесть под арест. Командир бежал из части, и никто не знает, где он. Старший лейтенант Лупеш изчез три дня назад, и только сейчас я узнаю, что его брат – начальник секуритате в уезде Алба.

Но в кабинетах командования, за дверьми, находятся другие властители «Урануса». Выжидают. Чего? И я думаю о том, что в центре волны энтузиазма, который охватил нас, заставляет нас смеяться и прыгать от радости, они единственные, кто сохранил хладнокровие, и это меня беспокоит, тем более, что, кажется, никто уже о них не думает. Никто не берет их за шкирку, чтобы вытащить наружу или хотя бы посадить их в комнату под замок. Наше корневое, проклятое наше безразличие и наплевательское отношение, с которым мы забываем обо всем, само говорит за себя. Мы никогда не будем в состоянии совершить настоящую революцию. На протяжении нашей истории мы не были в состоянии хотя бы один-единственный раз поднять серьезное восстание. Все волнения нашего крестьянства превращались в конце концов в обычный бунт, все мятежи заканчивались плачевно и становились, в итоге, сотрясением воздуха. Нам нет равных только в том, чтобы разбивать головы друг другу по пьянке или резать друг друга ножом. И все. Говорю Косте:

– Мы бы могли хотя бы войти в кабинеты этих подонков, которые мучили нас семь лет, взять их и вытащить сюда на улицу к нам.

– И что мы им скажем?

– Не знаю, – говорю я. – Не знаю. Мы бы могли им сказать хотя бы то, что мы можем их отвести куда угодно за корпуса, чтобы повесить их или пристрелить, – произношу я удрученно.

– Они знают, что мы этого не сделаем. И мы этого не сделаем.

– Но, капитан, именно это они сделают с нами, если колесо повернется в другую сторону и Чаушеску вернется назад! Всех нас, кто находится здесь, расстреляют или мы будем гнить в тюрьме весь остаток жизни. Они всех нас прикончат. Я не хочу их убивать. Но хотя бы скажем им, что можем всех их убить в любой момент. Хотя бы свяжем их всех крепко-накрепко и крикнем им: «Вы все время ставили военную дисциплину превыше всего! Куда же девалась теперь эта ваша военная дисциплина?»

Капитан долго смотрит на меня, зажигает сигарету, вдыхает дым и говорит:

– Убить их? Но ты посмотри получше на них: они уже все мертвы. Они умерли давно. Много лет назад…

– Я вижу, что они очень живые! И очень скоро ты в этом убедишься!

И, как будто мои мысли угадали, вдруг слышу впереди голос Друмезы:

– Внимание! Вни-ма-ни-е!

Внезапно наступает тишина. Мы видим перед собой картину, словно пришедшую из других эпох. Полковник Друмеза, капитан Шошу, майоры Буреца и Стэнеску (надсмотрщик из производственного бюро) и доктор Лукач появились перед нами в шинелях, подпоясанных ремнями. К ним прикрепляются только пистолеты, но, возможно, они у них под одеждой и мы их просто не видим. Голубые глаза Друмезы кажутся стальными – похоже, у полковника лихорадка.

– Что это за свинство, господа? – кричит он. – Вы забыли, что мы военные? Не понял! Будьте внимательны! Офицерам немедленно забрать всех военнослужащих в помещения, а всем кадрам собраться внизу на собрание!

И поразительный факт: как будто некоторое время назад не случилось абсолютно ничего, несколько офицеров и младших офицеров выполняют приказы, а потом возвращаются на собрание.

– Товарищи, – начинает Друмеза после того, как мы собрались, – вещи действительно серьезные, но мы не имеем права терять головы! Товарищ Шошу имеет сообщить вам некоторые новости.